Елена Молодцова - Тибет: сияние пустоты

Молодые ребята, участвовавшие в Афганистане в ближних боях, много раз рассказывали мне, что постоянные рукопашные убийства развивают в человеке непреодолимую жажду постоянно видеть кровь. В мирной жизни одни для утоления этой жажды ходят на среднеазиатский базар смотреть, как режут животных, другие же могут просто идти по улице и неожиданно для себя, то есть совершенно бессознательно, вонзить нож в спину случайного прохожего. К сожалению, сегодня мы получаем столь же психически изуродованное поколение молодых людей, возвращающихся с чеченской войны.

Отрывок приводится в свободном изложении.

Справедливость требует добавить, что с помощью линка можно уничтожить любого конкретного человека. Так, Л.А. Уоддел в своей книге «Лхаса и ее тайны», вышедшей в свет в Лондоне в 1906 году, с искренним изумлением сообщает, что в монастыре Гьянтце им и его спутниками были обнаружены магические круги, предназначенные для того, чтобы убить чрезмерно любознательных европейских путешественников. Таких кругов было семь, и они символизировали различные виды магического оружия: 1) камни и другие метательные снаряды; 2) лодку для переправы через реку; 3) огонь; 4) мечи; 5) ураганы; 6) удары молнии; 7) стрелы.

Уоддел приводит текст заклинания на убийство врага, который в вольном переводе и пересказе выглядит так: «Хвала мудрому богу! Для убийства чьего-либо врага необходим трехголовый трезубец (тришула), на котором в середине находится голова свиньи, справа – голова быка, слева – голова змеи. На голову свиньи водрузи фонарь, положи ей в рот изображение человека (линка) из пшеничного теста. При этом верхняя часть тела человека должна быть черной, нижняя – красной, на верхней части нарисуй восемь планет, на нижней – двадцать восемь созвездий, а также восемь китайских триграмм, магический квадрат с девятью фигурами, когти тигра, крылья орла и хвост змеи. Повесь на левую сторону фигурки лук и стрелу, повесь хлеб и провизию ему на спину, воткни в него перо совы справа и перо ворона слева, воткни ему в голову кусок ядовитого дерева, окружи его со всех сторон мечами, помести красную стрелу справа, желтую – слева, черную – в середине. Потом, сидя в спокойной медитации, декламируй: этот трезубец с головой быка прогонит все чары бон, змея прогонит прочь все насланные на нас эпидемии, змея разгонит все колдовство духов земли (сабдагов), фонарь разгонит духов воздуха. О трезубец! Иссеки сердца вражеского войска!..» И далее в том же духе.

Беда в том, что вражеским войском на сей раз оказались европейские исследователи, и чудом они избежали смерти: вышеупомянутая свинья держала в зубах линка, изображавшую заблудших европейцев, и должна была проглотить ее, но почему-то она этого не сделала, и не в меру любопытные исследователи остались живы.

Мне посчастливилось побывать в этом монастыре, но, к сожалению, только мельком. На фоне других маленьких и уютных несчетных монастырей Сиккима, которые были любезно показаны мне Сиккимским исследовательским институтом тибетологии в Гангтоке, Румтек произвел на меня впечатление чего-то очень парадного и довольно холодного. Ко мне вышел молодой, красивый и по-европейски воспитанный лама, прекрасно владеющий английским языком, и заговорил о том, как интересна ему западноевропейская философия, особенно же учение Гегеля, с которым он был прекрасно знаком. Времени у меня было мало, и я с тоской думала: что он, собственно говоря, нашел в нашей насквозь интеллектуалистической философии, владея буквально лежащими у него под ногами сокровищами древней мудрости? Наскоро я зашла в монастырскую лавку, но почему-то мне не захотелось покупать здесь неимоверно дорогие колокольчик и ваджру, предложенные услужливо суетившимся продавцом. Все, пора было уезжать. Увы, мое первое впечатление в силу обстоятельств и неразвитости моего собственного сознания могло быть только очень и очень поверхностным, тем более что к тому моменту я уже успела подхватить какую-то местную заразу и медленно заболевала ею. Впрочем, вряд ли все это оправдывает меня – надо было смотреть внимательнее.

Не могу не сослаться на свой собственный опыт. Будучи в Сиккиме, в Гангтоке, я вышла пройтись по его бегущим вверх-вниз улочкам, но тут внезапно стемнело и город погрузился во тьму. Где-то внизу подо мной я увидела уютный, приветливо зовущий огонек, решила, что это буддистский храм, спустилась и вошла в него. Передо мной стояла шеренга мужчин и отбивала поклоны, так что я видела только их спины и зады. Вокруг были чисто выбеленные стены и больше ничего. И тут я поняла, что сегодня пятница и меня занесло в мечеть на священную пятничную мужскую молитву, где женщине – да еще из Европы, да к тому же не снявшей обувь и не закрывшей лица, а лучше всей фигуры плотной черной хламидой, – вовсе не следовало находиться. Мулла, который вел службу и стоял ко мне лицом, из последних сил старался не замечать меня. Похолодев от ужаса, я вышла из мусульманского святилища и прошла сквозь строй стоявших на улице мужчин, взгляды которых дышали такой ненавистью, что она готова была просто испепелить меня. Надо сказать, что я очень дешево отделалась. Случись все это у нас в Средней Азии, где-нибудь в глубинке, спокойно могли бы убить – ведь я невольно осквернила мечеть и священную молитву.

Нужно сказать, что сиккимская виза – это действительно песня. Будучи в Дели, я ее получила чистым чудом. Поскольку я была гостьей Индийской национальной академии наук, за моими передвижениями тщательно следили в целях моей же безопасности. А так как я имела обыкновение ходить одна когда и куда мне хотелось, ко мне приставили якобы случайно возникшего сопровождающего, явно связанного с местными спецслужбами. Каждый вечер он «случайно» попадался на моем пути, и каждый вечер я тоскливо жаловалась ему, что история с сиккимской визой затягивается по совершенно непонятным причинам, а срок моей командировки ограничен. Бравый офицер в штатском вначале молча все это выслушивал, а потом, убедившись в моей полной глупости и беспомощности, мрачно сказал, что с визой он поможет, но мне надо связаться с нашим посольством и найти в нем опору. Это не приходило мне в голову. На следующее утро я позвонила в посольство, и секретарь по культуре, оказавшийся очень душевным человеком, отправился со мной в Академию. И ровно через день все уладилось, мне оставалось лишь пройти мытарства с мелкими чиновниками, и вот в моем паспорте красовалась долгожданная сиккимская виза.

Когда я вышла из самолета в Багдогре, ко мне опрометью кинулись два военных чина огромного роста с автоматами, и это сопровождение не покинуло меня до тех пор, пока все мои документы не были тщательнейшим образом проверены. Прием впечатлял. Во время длинной ночной дороги по горам машину останавливали через каждые полчаса на всех контрольных пунктах, и мой бедный паспорт в итоге был весь уштампован: каждый пост считал своим долгом шлепнуть свою печать. А в самом Гангтоке вдруг выяснилось, что мне нельзя сделать ни шагу за его пределы, за которыми как раз и находились все буддистские монастыри. Любезные хозяева пришли на помощь, пожаловав мне статус гостя Сиккимского правительства, так что по монастырям я поездила. А вот на обратном пути уже никто не обращал на меня внимания, мне даже обидно стало, так что в аэропорту Багдогры я подошла к чинам, проверявшим мои документы, а также к сопровождающим меня автоматчикам, и сообщила, что, между прочим, индийская виза у меня уже закончилась и меня могут арестовать в Дели. На что мне лениво ответили, что зато сиккимская виза у меня еще три дня действительна, а вот через три дня они меня непременно арестуют. Эти три дня я провела в аэропорту Багдогры и в его ужасном отеле: у них проходил контроль границы, и на грифельной доске снова и снова писали мелом, что наш самолет перелетел Багдогру. Вначале мне хотелось протереть глаза, но потом привыкла. Мой самолет из Дели давно должен был улететь в Москву, а я прочно сидела в Багдогре до тех пор, пока там не собралась целая толпа европейских пассажиров, от которых следовало избавиться. Тогда какой-то самолет посадили, не дав ему перелететь Багдогру, набили его до отказа, и летели мы в Дели через совершенно ненужную нам Калькутту. Правда, в Дели никого не интересовала моя виза, билета на самолет в Москву еще не было, а в гостинице мне страшно обрадовались, так как Академия совершенно не понимала, куда я делась: в Гангтоке сломался компьютер, и запросы не доходили. В итоге из Академии послали запрос о моей судьбе прямо в правительство Сиккима. Правда, до моего отлета из Индии никакого ответа оттуда не поступило. Тем не менее, все это меня очень растрогало, ибо, пропади я где-нибудь в России, никто из официальных лиц и не подумал бы слать запросы о моей судьбе. Словом, дорога в Сикким и обратно – это поэма. Впрочем, я с удовольствием повторила бы все это еще раз.