Вячеслав Зарубин - Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

Жертвой, как и в предшествовавшем году, мог стать любой. В ночь с 6 на 7 января в Севастополе был убит гласный думы, правый эсер И. Е. Марков, известный и как убежденнейший противник большевизма, и как человек, спасший жизнь нескольким офицерам и генералу Мочульскому в дни красного террора. В январе был предан суду начальник севастопольского сухопутного контрразведывательного управления С. И. Руцинский. Он обвинялся в том, что служил в Красной армии, а затем стал большевистским агентом в контрразведке, подделав документы на имя полковника русской армии. Несмотря на столь жуткие обвинения, после 6-часового разбирательства Руцинский был оправдан 557.

И вдруг в водовороте военных неудач, разочарований и озлобления, полного нравственного падения верхов и разгула насилия над населением в ночь на 22 января (ст. ст.) вспыхивает так называемый бунт капитана Орлова.

Н. И. Орлов яростно выступал против злоупотреблений начальства (возможно, в этом сказывался и своеобразный комплекс неполноценности, проистекавший из «всего лишь» капитанского звания). Храбрец, однако, согласно Слащову – «неудачник, за время войны не подвинувшийся выше капитана, но со страшным самолюбием и самомнением» 558. А также, добавим, – наивностью и простодушием, что очень заметно по его многочисленным воззваниям. Орловым, как нам представляется, владели еще два сливающиеся воедино чувства: справедливости и сохранения в чистоте риз белого движения.

В конце декабря Слащов посылает близкого ему князя С. Г. Романовского, герцога Лейхтенбергского, члена семьи царствующего дома, в Симферополь для «заведывания корпусным тылом и формированиями» 559. Здесь герцог знакомится с Орловым. Капитан начинает сбивать из отирающихся в тылу вояк Крымский добровольческий полк. Слащов благоволит к Орлову, помогает, чем может, и к концу января полк налицо и насчитывает уже 1500 человек.

Что было неизвестно Слащову: Орлов вел переговоры – с информационной целью, пишет знаток событий 560, – с большевиками. Обе стороны стремились прощупать друг друга. Капитан, демонстрируя политическую безграмотность, дает себе загадочную характеристику: он правее левых эсеров, но левее правых эсеров. В Симферополе уже открыто поговаривают о захвате власти, но, как ни странно, до Слащова эти разговоры не доходят. Большевикам нужно от Орлова пока одно: освободить политзаключенных (в симферопольской тюрьме их более ста).

22 января Орлов получает от Слащова приказ: выступить на фронт. Вместо этого он, распропагандировав часть полка, действуя якобы от имени Слащова, без сопротивления захватывает Симферополь. Располагавшиеся в городе запасные части и немецко-татарский отряд лейтенанта Гомейера, формировавшийся параллельно с орловским, объявляют нейтралитет.

Орлов арестовал губернатора Н. А. Татищева, В. Ф. Субботина, должностных лиц, известных своими злоупотреблениями, начальника штаба войск Новороссии В. В. Чернавина, начальника гражданской части при Н. Н. Шиллинге Брянского. Политзаключенных он, однако, не освободил, и большевики к Орлову охладели.

Кратко программу Орлова можно представить так: «Генералы нас предают красным, они не способны спасти положение. Долой их. Станем вместо них и поведем борьбу» 561. Таким образом, это был своеобразный бунт младшего офицерства против комсостава, сочтенного разложившимся и недееспособным. (Особенную ненависть вызывали фигуры Май-Маевского и Шиллинга.)

Кто окружал Н. И. Орлова и на кого он опирался? Были в его отряде и «легальные дезертиры», и лица темные, авантюрного склада, и, видимо, просто алкавшие справедливости. Об иных, кроме Орлова, вожаках движения литература почти умалчивает. Мы выделим поручика Динцера – «идеолога Орловского движения», как сформулирует позже Симферопольская прокуратура, решительного поручика Серебрякова, настаивавшего на расстреле арестованных, как бы заместителя Орлова Дубинина, расстрелянного Слащовым.

Из своего штаба в гостинице «Европейской» «начальник гарнизона г. Симферополя» Орлов рассылает свои многочисленные воззвания, отпечатанные типографским способом. Любопытно одно из них, подписанное «Офицеры: Марковцы, Корниловцы, Дроздовцы и Симферопольцы отрядов Капитана Орлова». (По всей видимости, среди орловцев был не только личный состав его полка.) Воззвание клеймит «преступное и недостойное поведение ген. Май-Маевского», «подлость ген. Шиллинга» и, во имя борьбы с «коммунистами и большевиками», «красным насилием», обращается к «молодому офицерству, казакам и солдатам» и даже, отчасти, к «гнилой интеллигенции» (!) с призывом не противодействовать орловцам и вступать в их ряды.

В этих документах встречаются и призывы социально-политического толка. Например: «Молодые офицеры, глубоко любящие свою Родину, решили призвать всех к порядку! Все для фронта и для успеха борьбы с коммунистами, а для этого нужен крепкий тыл. Крестьяне и рабочие должны получить немедленно землю и хлеб! (…) Необходимы гарантии законности действий граждан от произвола чрезвычаек (и) контр-разведок» 562. Лозунг «Земля – крестьянам, хлеб – рабочим!» становится «ходовым» в орловском движении.

Читая эти листовки, вряд ли назовешь Орлова авантюристом, как повелось с легкой руки Врангеля и других. Он знал, что делал. Недаром Слащов констатировал: «Орловщина была серьезным движением, с которым пришлось очень и очень считаться. Одесская эвакуация Шиллинга дала ей твердую почву» 563. Орлову многие – иные и открыто, как в Севастополе, – сочувствовали в армии. К нему с явной симпатией относилось население, вначале, не имея никакой информации, гадавшее, кто же он: большевик, махновец, сторонник Врангеля? «Сведения о политическом настроении города Евпатории», социологическая, как бы мы сказали сейчас, сводка, составленная командиром городской стражи полковником Бертгольдтом, фиксирует: «…Для большинства Орлов – безусловно – честный парень, но «чересчур горячая голова»; для некоторых, правда, немногих – «опьяненный властью авантюрист и фантазер», который не побрезгует ролью «Добровольческого Махно»… (…) В широких кругах населения гор. Евпатории к капитану Орлову относятся, безусловно, сочувственно; в частности, рабочие круги считают движение, возглавляемое капитаном Орловым, глубоко демократичным… Преобладающее мнение таково, что только будущее покажет, был ли переворот капитана Орлова «авантюрой» или последней вспышкой угасающего патриотизма русского офицерства» 564. И если бы не Слащов, со всем своим громадным, пусть и негативным, авторитетом для крымского общества, силой влияния – для армии, и решительностью, – еще неизвестно, как повернулось бы дело…

А Слащов, на чье содействие так рассчитывал Орлов, по-прежнему действовал, руководствуясь принципом: надежный тыл – опора фронта. Он задержал у себя посланца Орлова герцога Лейхтенбергского и отбил 24 января телеграмму: «Приказываю всем должностным лицам и прочим гражданам