Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало

В это же время работает «бриллиантщик Саурлент». У него ко Двору приобретались во множестве «овальные перстни бриллиантовые», в которых алмазы традиционно окружали какой-либо крупный самоцвет: цвета морской воды аквамарин, сиреневый аметист или красный, с небольшой долей рыжинки, гиацинт. Правда, как не так давно выяснили минералоги, под именем гиацинта-циркона на самом деле обычно скрывался гранат-гессонит.

Так же не сразу удалось узнать под искаженной фамилией Генриха-Эрнста Зауерлендера, прибывшего из Эрфурта, выучившегося ремеслу в Петербурге у Готтфрида Мёнха и ставшего сначала подмастерьем, а с 1806 года и золотых дел мастером иностранного цеха. Не исключено, что один из его возможных потомков, гравер Сауерлендер, имел в 1849 году свою мастерскую в доме Вейгера на Морской [119].

К сожалению, до сих пор неизвестно даже имя «ювелира Фёдорова», у которого при Александре I закупалось в Кабинет много бриллиантовых перстней, орденских знаков и золотых шпаг с надписью «За храбрость», поэтому трудно судить, имел ли к нему отношение Мина Фёдоров, ставший с 1767 года золотых дел мастером петербургского Русского цеха [120].

Хотя недолгая монополия братьев Дюваль в правление Павла I осталась в прошлом, с их семейным предприятием не мог сравниться никто из петербургских ювелиров ни по его мощности, ни по качеству исполнения, не говоря уже о творческой фантазии, отличавшей их работы. Поэтому им пришлось трудиться в поте лица, чтобы к коронации нового монарха, назначенной на 15 сентября 1801 года, успеть заготовить множество подарков для пожалований. Якову Дювалю наверняка довелось приводить в порядок Большую императорскую корону, чтобы она оказалась впору Александру I.

Зато бывшему «Собственному ювелиру» монарха-предшественника безотлагательно заказали к священной церемонии в Успенском соборе Московского Кремля корону для супруги нового государя, императрицы Елизаветы Алексеевны. 3 июня 1801 года «Коллежскому Советнику и Ювелиру Дювалу» отпустили из запасов придворной Алмазной мастерской на ее «зделание» 2042 казенных бриллианта всех пяти сортов. К последнему, правда, относились самые крупные камни: один, массой 6 4/ 32карата, выломали из перстня, а десять других, по два с небольшим карата каждый, взяли из старого «шпажного эфеса». В работе над этой «бриллиантовой короной» Якову Дювалю помогал опытнейший ювелир Жан-Франсуа Лубье, за что по повелению самодержца от 24 декабря того же года получил пять тысяч рублей.

Она, конечно же, не только ничуть не уступала по красоте короне, сделанной пять лет назад теми же Яковом Дювалем и Лубье для императрицы Марии Феодоровны, но и во многом повторяла контуры того драгоценного венца, да и размерами опять была меньше Большой Императорской короны, возлагаемой супругом-самодержцем себе на главу во время священного обряда коронации, чтобы подчеркнуть подчиненное положение жены монарха. Поэтому со временем короны цариц, создаваемые к совместной коронации августейших супругов, стали называть «Малыми». Они после смерти августейших владелиц какое-то время хранились в Кабинете, а затем уничтожались, чтобы использовать бесценные камни для создания новых вещей.

Еще в 1829 году Николай I определил судьбы корон «почивших в Бозе» матери и невестки, и, согласно его воле, в 1840 году из бриллиантов стоившего 48 750 рублей венца императрицы Марии Феодоровны создали драгоценные уборы, вошедшие в приданое великой княжны Ольги Николаевны. Чуть ранее, в ноябре 1838 года, разломали и оцененную в 68 410 рублей корону Елизаветы Алексеевны, и ювелир Иван Рудольф воспользовался ее алмазами при работе над бриллиантовым, рубиновым и сапфировым гарнитурами для старшей дочери императора, великой княжны Марии Николаевны [121].

Однако молодая императрица Елизавета Алексеевна считала бриллиантовый венец, увенчавший ее головку при коронации, своей «большой» короной. Поскольку по традиции императрицы (правда, самодержавные), правившие в «осьмнадцатом» веке, располагали еще одной короной, официально именуемой «Малой», то после успешно прошедшего в Москве 15 сентября священного обряда Якоб Дюваль сделал еще и Малую корону, чтобы супруга Александра I могла надевать сей более легкий венец на официальных приемах.

Неизвестный художник. Императрица Елизавета Алексеевна в своей Малой Императорской короне. Первая половина XIX в.

31 октября 1801 года отпустили «Коллежскому Советнику и Ювелиру Дювалу на сделание для Ее Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны малой короны» десяток крупных алмазов. Каждый из них был не менее двух карат, а самые большие четыре бриллианта весили от 5 до 7,5 карат. Однако все они, хотя и стоили 15 840 рублей, относились к пятому сорту, а поэтому в прозрачной толще ограненных кристаллов просматривались заметные включения. На обе же короны ушли 2052 казенных бриллианта, оцененных в 37 854 рубля 12 1/ 2копейки [122].

Кстати, не только по повелению Александра I, но и по собственноручному рисунку императора, во время предкоронационных хлопот ювелир Споль за 11 тысяч рублей не замедлил исполнить десять фрейлинских знаков с двойным шифром обеих императриц – царствующей и вдовствующей. Молодой государь не мог отказать властолюбивой матери в двойном подчинении фрейлин обоих дворов. Зато Александр I проявил себя талантливым рисовальщиком. Четко прочерченные завитки концов обеих букв позволяют в сложной вязи монограммы прочитать написанные сверкающими цепочками имитирующих алмазы стекол-стразов «Е» и «М», сообща увенчанные ажурной императорской короной [123].

Императрица Мария Феодоровна не желала терять лучшего ювелира, а поэтому Якова Дюваля, носившего с 8 апреля 1798 года [124]по «Табели о рангах» чин шестого класса, равнявшийся армейскому полковнику или камергеру, ввели в штат ее Двора. Работы было предостаточно. Ведь заказы регулярно поступали и от «большого» Двора. К тому же, подрастали младшие великие княжны, и для их приданого тоже надо создавать достойные уборы, либо доделывать недостающие вещи к ранее исполненным гарнитурам.