Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало

Нежные «Психеи» и «Хлои», в знак царящего в их сердцах «приятного легкомыслия», дополняли пояса своих туникообразных воздушных кисейных платьиц изящно исполненными из золота бабочками или тюльпанами. Дамы щеголяли друг перед другом очень длинными, надетыми крест-накрест цепочками-«перевязями», или по-французски «сотуарами» ( le sautoir ). На них болтались часы, кошельки, зеркальца и прочие столь необходимые мелочи.

Отнюдь не лишней оказывалась и маленькая книжечка-«карне» в оправе слоновой кости, куда прелестница записывала для памяти: кому и какой танец она обещала на грядущем балу, чтобы не дай Бог не перепутать кавалеров. Строгий свет расценил бы подобную невнимательность за «отпечаток кокетства», и провинившейся приходилось (дабы пропустить злополучный танец) притворяться, что на нее вдруг нахлынула неодолимая усталость [14]. Да и в середине меркантильного века, когда на левом плече модной красавицы обязательно пришпиливались цветы, в книжке о правилах хорошего тона высказывалось пожелание, «чтобы таблетки, привешиваемые на маленькой цепочке к букетьерке и служащие для записывания кадрилей, на которые дама ангажирована, вошли во всеобщее употребление» [15].

Подвешивая же часы к «штучке, величиною с ладонь, представляющей лиру» [16], очаровательницы заодно намекали на свою верность в любви, сравнивая себя с Сафо. Ведь знаменитая античная поэтесса, напрасно бряцавшая на струнах лиры и певшая строфы, полные страсти, перед бездушным красавцем Фаоном, не смогла перенести измены любимого и покончила с собой, бросившись с высокой скалы в бурное море.

Поскольку рукава платьев сделались совсем короткими, большую роль стали теперь играть браслеты. Чрезвычайно модны стали украшенные портретом близкого человека: их носили на левой руке как признак чувствительного сердца, отчего подобные браслеты называли по-французски «сантиман».

Львицы же света ввели обычай носить сразу три браслета: один – массивный, исполнявшийся из золота и крупных драгоценных камней, второй – ажурный и сравнительно скромный, должен был поражать мастерством исполнения, а третий, дополняемый драгоценной застежкой, сплетали из прядей волос возлюбленного. Подобный набор назывался «союз роскоши, изящества и чувствительности».

Вышивая своим любезным на память изысканные кошелечки или кисеты, особенно нежные натуры использовали вместо нитей собственные локоны. Что уж говорить, если отважный полководец Наполеон Бонапарт успел в перерывах между сражениями написать обожаемой Жозефине, дабы любимая женушка прислала ему вместо нечаянно потерянной табакерки «другую, с плоской крышкой, на которой закажи сделать надпись из своих волос» [17].

Однако весьма неопрятная привычка нюхать табак постепенно уходила в прошлое. Сами же табакерки, хотя их и продолжали жаловать от Двора, все больше снабжались «механикою и всяким тому подобным, смешным или полезным» [18].

Модницам уже было недостаточно, что все пальцы рук поверх перчаток унизывались перстнями с бриллиантами. Некоторые франтихи, являясь в открытых сандалиях, кокетливо демонстрировали зовущие к поцелуям пальчики своих очаровательных ножек, сверкающие роскошными кольцами.

Увлечение античностью еще в конце XVIII века сделало популярными геммы, которые уже в конце царствования Екатерины II даже подбирались в парюры. Да и императрица Елизавета Алексеевна все чаще предпочитала помимо обычных перстней с различными самоцветами жаловать от себя приближенным бриллиантовые «медальоны с антиком» [19].

С другой стороны, вынужденную моду на дешевые украшения принесли в Россию европейские аристократы, разоренные революцией и войнами. Брюзгливый Филипп Филиппович Вигель недовольно ворчал, что в обнищавшей Франции «женщины, вместо алмазов, принуждены были украшаться камнями и мозаиками, их мужьями и родственниками награбленными в Италии. Нам и тут надобно было подражать. Бриллианты, коими наши дамы были так богаты, все попрятаны и предоставлены для ношения царской фамилии и купчихам. За неимоверную цену стали доставать резные камни, оправлять золотом и вставлять в браслеты и ожерелья. Это было гораздо античнее» [20]. Пользовались повышенным спросом пурпурные богемские гранаты-пиропы, зеленовато-голубая бирюза, радужные опалы, яркие кораллы и редкостного природного узора агаты. Но это поветрие продолжалось недолго, и вскоре «страсть к драгоценным камням царствовала в столице едва ли не сильнее еще, чем в последующие десятилетия» [21].

Зато «дражайшие половины» русских купцов поражали иностранцев своими нарядами. Англичанка Марта Вильмот, компаньонка княгини Екатерины Романовны Дашковой, удивлялась, как можно облачиться в июльскую жару «в затканную золотом кофту с корсажем, расшитым жемчугом», причем «головной убор из муслина украшен жемчугом, бриллиантами и жемчужной сеткой, и все сооружение достигает пол-ярда высоты; 20 ниток жемчуга обвивали шею, а на толстых руках» купчихи, вышедшей на гулянье в Петергофском парке, «красовались браслеты из двенадцати рядов жемчуга» [22]. В свете шушукались, что у жены Злобина, богатейшего откупщика карточного дела и именитого гражданина Санкт-Петербурга, бриллиантовых вещей так много, как ни у одной из аристократок, что вся одежда ее из золотой парчи и усыпана жемчугом, крупными бриллиантами и драгоценными камнями, а кокошник ее так велик, что его хозяйке всегда приходилось протискиваться в дверь боком.

Однако при дворе сохранилась баснословная роскошь, хотя те же «люди, едва не падающие под тяжестью жемчугов и бриллиантов», восхищались простыми нарядами, привезенными из-за границы [23]. На придворные балы приходилось являться «в платьях из серебряных кружев, с алмазными лентами в волосах, с длинными бриллиантовыми серьгами и в прочих драгоценностях» [24].

Та же Марта Вильмот даже описала в дневнике столь поразивший ее наряд одной русской дамы, простодушно предварив, что не забудет увиденное «до самой смерти»: «Белое атласное платье украшали искусственные цветы, на голове были две ленты, украшенные бриллиантами, два бриллиантовых гребня и еще что-то вроде бриллиантового венца. В ушах великолепные серьги, на шее – бриллиантовые цепочки и жемчужные нити, на груди – бриллиантовые, изумрудные и рубиновые броши, причем одна брошь с солитером стоила не менее 2 тысяч фунтов. Пояс ее также был осыпан бриллиантами и застегнут пряжкой с камнем величиной с куриное яйцо: <���…> он был ярко-малиновым, а в оправе из бриллиантов выглядел поистине как драгоценность из сокровищницы турецкого султана. Словом, это была настоящая ювелирная лавка» [25].