Сергей Степанов - Психология день за днем. События и уроки

Вот что по этому поводу с негодованием пишет профессор Колбановский:»Пользуясь тестами, заимствованными у буржуазных ученых, советские психотехники стали браковать рабочих, вполне пригодных к работе в различных отраслях производства. Так, например, в Баку при профотборе водителей местного транспорта были забракованы почти все тюрки. Примерно то же проделали психотехники при профотборе железнодорожников из местного населения на Турксибе. Партийные организации, своевременно ударившие по этим извращениям, убедительно доказали, что рабочие, проходившие профотбор, были пригодны, а тесты, которыми их испытывали, – идиотские… Тогда советские психотехники решили перестроиться. Анализ основного метода психотехники на основе учета допущенных ею извращений заставил этих «ученых» прийти к выводу о необходимости отдать себе ясный отчет в этой слабой стороне их и независимо от психотехнического отбора производить отбор по социальному принципу так, чтобы по данным психотехнического испытания судить только о высоте уровня внутри однородных социально приемлемых групп. Однако и такая робкая попытка «исправления» оказалась безуспешна. Как известно, «социально приемлемые группы» по самой природе своей тяготеют к тотальной однородности, с негодованием отвергая любой намек на индивидуальные различия. И что в результате? За таблицами цифр, за многословными «теоретическими» рассуждениями мы нередко не замечаем внутренней пустоты и даже антинаучности и реакционности некоторых «наук». В данном случае речь идет о более существенном – об отсутствии достаточной классовой бдительности и принципиальной непримиримости к враждебным буржуазным теориям, некритически перенесенным на советскую почву. Так было с педологией. Так обстоит дело с психотехникой. История, теория, методы и практика одной лженауки поразительно совпадают с таким же существом у другой. Естественно, напрашиваются и те же выводы». Необходимо, конечно, признать, что в психотехнической практике (как и в педологической, на что Колбановский указывает справедливо) было допущено множество недоработок, упущений и прямых злоупотреблений. Заимствование зарубежных теорий и методов, в самом деле, зачастую происходило безоглядно, бездумно, некритически, без соответствующей адаптации. А можно ли было ожидать другого от иных «специалистов» в этой области? Вот еще одно замечание Колбановского, и сегодня заставляющее невольно вздрогнуть. Отсутствие регламентации психотехнической деятельности привело к тому, что в психотехнических лабораториях можно встретить бывших врачей, юристов, счетоводов, актеров, служителей культа, балерин, педологов, инженеров, психологов, цирковых дрессировщиков и т. п. В большинстве случаев это – люди, потерпевшие неудачу в прежде избранных специальностях и ушедшие в столь легкую и бесконтрольную области деятельности.

«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Екклесиаст).

Нынешняя ситуация в отечественной практической психологии пугающе напоминает зеркальное отражение ситуации прошлых лет, в котором правое и левое поменялись местами, но анфас идентичен до малейших деталей. Наши психологи, многим из которых профессионализма явно недостает (как тут не вспомнить переквалифицировавшихся балерин!), с неиссякаемым энтузиазмом подхватывают малейший чих, доносящийся из-за океана, и с мичуринской лихостью берутся приживлять ананасы на наших березах. Но на Западе за прошедшие десятилетия веяния переменились. Там на своем (да отчасти и на нашем) горьком опыте поняли, насколько небезопасно злить малоспособных, и научились скрепя сердце перед ними лицемерно заискивать. Селекция и оценки сохранились для элиты. Для массового пользования выброшен лозунг «Каждый имеет право…». Чтобы узнать ему подлинную цену, попробуйте по окончании муниципальной школы поступить в Оксфорд. Мы же наивно принимаем его за чистую монету и начинаем насаждать у себя повсеместно. А потом будем удивляться, когда на Западе перестанут признавать даже те наши дипломы, которые пока еще в цене. Увы, грабли новой модели при наступании на них гарантируют те же шишки, что и прежде.

27 октября1969 г. в калифорнийскую криминальную хронику была вписана очередная трагическая страница – впрочем, увы, до боли банальная. Молодой человек по имени Просенджит Поддар, студент Калифорнийского университета в Беркли, совершил тяжкое преступление – убил свою подругу, девушку русского происхождения по имени Татьяна Тарасова. Раскрытие преступления не составило для полиции проблемы: убийца не пытался скрыться и не отрицал свою вину. Казалось, местному суду остается лишь назначить калифорнийскому Отелло заслуженное наказание и списать дело в архив. Однако дело об убийстве Тарасовой неожиданно приобрело широкий общественный резонанс, особенно в психологических и психотерапевтических кругах. Получившие огласку подробности преступления заставили психологов пересмотреть сложившиеся нормы профессиональной этики.

В ходе судебного разбирательства адвокат Поддара попытался смягчить вину своего клиента, апеллируя к факту его душевного нездоровья. Как установили привлеченные к делу эксперты, молодой человек не был психически больным, однако психика его была весьма неуравновешенна, а побуждения зачастую неадекватны. Вероятно, отчасти из-за этого отношения с подругой складывались непросто и в конце концов обострились до предела. Однако сам Поддар (что, кстати, отнюдь не характерно для душевнобольного) отдавал себе отчет в отклонении своего состояния от нормы и добровольно отправился в калифорнийский Центр психического здоровья, чтобы получить психотерапевтическую помощь. Вот тут-то и всплыла та самая подробность, насторожившая суд и взбудоражившая общественность.

Дело в том, что еще в августе, то есть за два месяца до трагедии, Поддар поведал терапевту о вызревавшем намерении лишить жизни свою подругу. Терапевт (который к тому же не имел большого опыта) оказался поставлен в непростую ситуацию. С одной стороны, профессиональные этические нормы диктовали необходимость полной конфиденциальности получаемой от пациента информации. С другой стороны, было очевидно, что над жизнью третьего лица нависла реальная угроза, и неразглашение полученной информации рисковало обернуться если не соучастием в замышлявшемся преступлении, то по крайней мере безответственным попустительством. Вероятно, похожие чувства должен испытывать священнослужитель, выслушивающий исповедь душегуба. Но священнику в известном смысле проще. Будучи обязан хранить тайну исповеди, он передоверяет грешную душу Высшему Судие. Впрочем, не секрет, что многие священнослужители в особо тяжелых случаях не видят большого греха в нарушении профессионального обета и идут на сотрудничество с правоохранительными органами. Легко понять психотерапевта, к тому же не связанного сакральным обетом, который поступил так же. Он поспешил позвонить в полицию, а также дополнительно изложил обстоятельства дела в официальном письме полицейскому начальству. Терапевт указывал на необходимость установить за клиентом наблюдение либо госпитализировать его как социально опасное лицо. Как нередко бывает в подобных случаях, полиция отреагировала формально и неуклюже. Поддар был задержан для допроса, однако, поскольку инкриминировать ему было пока нечего, был вскоре отпущен.