Эрик Шредер - Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Унесли пищу и подали вино. Я пил его кружками, к удовольствию хозяина, ведь он думал, что я пью на голодный желудок, ведь на его глазах я почти ничего не съел. Снова и снова он требовал песни, и я начинал петь, а он слушал, радовался и продолжал пить вино, радуясь все больше и больше, пока я не заметил, что вино ударило ему в голову, и спросил: «Я доставлял вам радость своим пением, чем же вы обрадуете меня?» – «Слуга, бумагу и перо мне!» – закричал Ибн Маклад. Он написал что-то на листе бумаги, после чего бросил его мне: это был чек на пятьсот динаров. Я надлежащим образом поблагодарил и продолжил пение. Он снова восхищался, еще более бурно, и я решил, что могу попросить о чем-нибудь из одежды…

Один поэт попросил Сахида ибн Аббада дать ему какую-нибудь одежду из того же цветного шелка, что носил сам Сахид.

– Есть история, – ответил ему Сахид, – о том, как некто обратился к Ибн Зайде: «Повелитель, дай мне животное, на котором я смогу сидеть». Ибн Зайда отдал ему верблюда, лошадь, мула, осла и рабыню, после чего сказал, что, если есть еще какое-нибудь существо, на котором он сможет сидеть, он его получит. И поэтому мы дадим тебе накидку, рубаху, штаны, тюрбан, шарф, пояс, халат и носки, все из цветного шелка, и, если мы вспомним другую одежду, которую можно сшить из цветного шелка, ты получишь и ее…

…И, – продолжал Яза, – Ибн Маклад дал мне пять великолепных накидок. Потом он сказал, что его гости должны быть надушены, и ему принесли самые лучшие духи, а когда слуги раскурили благовония, я спросил, могу ли я довольствоваться только дымом. «Чего же ты хочешь?» – спросил он. «Заслуженную мною часть этих духов», – ответил я. «Они твои!» – закричал он и, допив последнюю кружку вина, заснул на своих подушках.

Уже встало солнце, и люди собирались расходиться по своим делам. Со всеми накидками и шкатулкой благовоний в свертке на спине моего раба я чувствовал себя вором, покидающим свое поприще. Придя домой, я вздремнул, а после поехал на улицу Авн к банкиру Ибн Маклада. Я застал его на месте и показал бумагу.

«Ты и есть человек, названный здесь?» – спросил он. «Да». – «Знаешь ли ты, – сказал он, – что мы не занимаемся делами, чтобы сберечь свое здоровье?» Я ответил, что знаю. «И обычное вознаграждение в таких случаях, – продолжал он, – составляет десять процентов». Я ответил, что согласен с этим. Тогда банкир сказал: «Но не из-за выгоды я говорю тебе об этом. Хочешь ли ты получить свои деньги сейчас на этих условиях или останешься здесь до полудня, пока я не закончу свои дела, чтобы поехать со мной и пить у меня остаток дня и ночь? Я знаю о тебе и давно хочу услышать твое пение, а теперь у меня появилась возможность столь просто осуществить мое желание. И если ты решишь, получишь свои деньги целиком, я не буду брать вознаграждения». – «Я останусь у тебя», – ответил я.

Он убрал бумагу и занялся делами, а когда время подошло к полуденной молитве, его слуга привел отличного мула, он сел на него, и мы поехали в его роскошный дом с великолепной мебелью, дорогой посудой и греческими рабынями. Он оставил меня в гостиной, а сам ушел в свои покои, освежился в ванне и оделся как принц. Затем он надушился и сам окурил меня прекрасной благоухающей смесью, после чего мы сели за стол.

Стол был изысканным. Захватив вина, мы перешли в другую пышную комнату, где был подан десерт, и там посуда была еще дороже. Мы пили всю ночь, и это было гораздо приятнее трапезы у Ибн Маклада.

Утром хозяин принес два кошелька, один с динарами, другой с дирхемами, из первого он отсчитал пятьсот динаров, а из второго, наполненного совсем новыми монетами, пятьсот дирхемов и сказал: «Вот выплата по указанию, а вот подарок от меня самого».

Я взял деньги и ушел, но этот банкир стал моим другом, а его дом – моим домом.

«Что до еды, то Яза сам был скуп, – рассказывает поэт Ибн Араби. – Я был однажды на обеде, который он давал. Мы уже наелись и пили, слушая пение хозяина, когда пришел опоздавший гость.

Яза подал ему плетеный поднос с оставшейся едой. Казалось, что этот человек голодал неделю: он съел все, что было на подносе. Что же касается блюд на столе, то они были уже пусты.

Яза с яростью в глазах наблюдал за этим, остальные же улыбались.

Когда тот наелся, Яза спросил:

– Ты играешь в нарды?

– Да, – отвечал гость.

Мы поставили между ними доску, и игра началась. Яза проигрывал, кости как будто сами знали, что нужно его противнику. В конце концов Яза выглянул из шатра, в котором мы сидели, и, подняв лицо к небу, вскричал:

– Я получил по заслугам, накормив голодающего!»

Встречаются такие купцы, которые, владея миллионами динаров, хотят, чтобы им служил весь мир, и всячески подчеркивают свое значение.

Но пророк сказал: «Всевышний не любит, когда люди скрывают богатство, которое Он им даровал».

«Мой хозяин, – рассказывает управляющий Абу Мундхира, Нуман ибн Абдулла, – имел обыкновение, когда зима подходила к концу, собирать все шерстяные ткани, одеяла, печи и другие необходимые для зимы вещи и устраивать торг. После этого он спрашивал у начальника тюрьмы о нищих заключенных, попавших туда по собственному признанию без явных обвинений, и на деньги, полученные за свои вещи, оплачивал их долги или выкупал их на свободу. Он помогал и мелким торговцам, жившим по соседству, – разносчикам, кондитерам, которым дело приносило всего пару динаров, – давал им по десять динаров или сотне дирхемов. Он сочувствовал людям, приходившим на рынок, чтобы продать чайник, или горшок, или старую простыню – вещи, продавать которые заставит только крайняя нужда, там были даже старухи, продающие свои прялки, и он платил им гораздо больше, чем они просили за свой товар, и не брал этих вещей.

А когда зима приближалась, он собирал свою парчу, золотые и серебряные ткани, охладители и все летние принадлежности и раздавал все это нуждающимся, а на следующее лето покупал себе все новое.

Однажды я не выдержал.

– Господин, – сказал я тогда, – ты действуешь себе во вред безо всякой причины. Ты покупаешь эту одежду и все остальное по самым высоким ценам и распродаешь их вполцены, когда они никому не нужны. Это разоряет тебя. Прошу тебя, позволь мне сделать так: ты отдашь все, что захочешь, на торг, но я куплю их для тебя, сохраню до следующей зимы или лета и возьму за них ту же цену.