Эрик Шредер - Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Суфьян Тхаури также носил халат из шерсти. Рассказывали, что, умирая, он совершал омовения шестьдесят раз перед каждой молитвой. «Я хочу уйти из этого мира по крайней мере чистым», – говорил он.

Среди его изречений были следующие:

– Если тебе приятней, когда тебя называют благородным человеком, чем когда тебя называют мошенником, можешь быть уверен – тебе еще далеко до праведности.

– Слава Господу, Который убивает наших детей и лишает нас нашего имущества, Господу, Которого мы любим, несмотря на это!

– Если дервиш часто посещает богача, будьте уверены – он обманщик; если он ходит к царскому двору, будьте уверены – он вор.

Как рассказывает Ибн Хаким, однажды Суфьяна Тхаури привели к Махди. Он приветствовал повелителя правоверных как обычного человека, без должных почестей, несмотря на то что рядом с ним стоял палач, облокотившийся на свой меч и ожидающий приказа.

– Хорошо, наглец, – обратился Махди к Суфьяну с усмешкой, – тебе удалось скрыться от нас несколько раз, но теперь ты в наших руках. Боишься ли ты наказания, которое может постигнуть тебя?

– Накажи меня, и Господин, имеющий власть отделять ложь от истины, накажет тебя!

– Повелитель правоверных! – воскликнул палач Раби. – Этот шут позволяет себе оскорблять тебя, позволь я отрублю ему голову!

– Молчи! Несчастный! – ответил Махди. – Этот нищий и ему подобные только и мечтают о том, чтобы мы убили их и отправились в ад, в то время когда они вознесутся в рай. Нет! Напишите немедленно грамоту, в силу которой он будет назначен главным судьей города Куфа, и особо припишите, что его приговоры будут окончательны и бесповоротны.

Бумага была составлена и передана аскету. Суфьян Тхаури взял ее, но, как только вышел из дворца, он бросил ее в реку Тигр и кинулся бежать. Стража искала его по всем городам, но безрезультатно.

Хади, следующий халиф, намеревался лишить трона своего брата Харуна ар-Рашида, который имел право наследования, согласно воле их отца, Махди. Вместо Харуна Хади хотел сделать халифом своего сына Джафара, но секретарь-персиянин Яхья, сын Халида Бармакида, который был предан интересам Харуна ар-Рашида, отговорил его делать это.

– О повелитель правоверных, – сказал он, – если случится такая вещь, да не допустит этого Господь и да продлит Он дни нашего повелителя! Но если все-таки так случится, что тебя призовет Господь и Джафар станет халифом в столь раннем возрасте, как ты думаешь, допустят ли правоверные, чтобы на молитву, или в паломничество, или на Священную войну их вел младенец?

– Я думаю, что нет, – ответил Хади.

– Тогда не лучше ли будет сохранить власть вашей почтенной семьи, чем рисковать тем, что она может быть захвачена вашими влиятельными родственниками, тем более что сам повелитель правоверных подает пример нарушения клятвы, насилия, чем расшатывает веру. Но если, с другой стороны, ты будешь верен клятве и объявишь Джафара наследником ар-Рашида, твоя позиция будет неуязвима. Кроме того, когда Джафар подрастет, ты можешь, каким-либо способом, убедить ар-Рашида добровольно уступить власть Джафару.

– Клянусь Богом! Я никогда не думал об этом! – воскликнул Хади.

Однако впоследствии халиф решил добиться отречения ар-Ра-шида, вне зависимости от его желания, и даже приставил к нему шпионов. Яхья посоветовал тогда Харуну попросить у халифа разрешения поехать на охоту и оставаться вдали от столицы как можно дольше, так как гороскоп, составленный для Хади, предсказывал его скорую смерть.

Ар-Рашид получил разрешение и двинулся вдоль берега Евфрата до Анбара, а оттуда углубился в пустыню. Хади послал письмо с требованием вернуться ко двору. Когда стало очевидно, что Харун изобретает предлоги, чтобы держаться вне досягаемости, халиф разразился проклятиями и угрозами, после чего сам отправился за ним. Однако вскоре Хади заболел и вынужден был вернуться. Болел он столь серьезно, что никто из придворных не осмеливался подходить к нему; за ним ухаживали только малолетние евнухи. Почувствовав приближение смерти, халиф послал за своей матерью и, когда та пришла, положил ее руку себе на сердце, после чего закрыл свои глаза навечно.

Багдад того времени был одним из самых великолепных городов мира.

У ар-Рашида была свита, которой не было ни у одного государя. Бармакиды были его визирями, Абу Йусуф – его судьей, Марван – его придворным поэтом, Фадл, сын Раби, – его казначеем, Ибрахим из Мосула – его музыкантом, и прекрасная Зубайда – его женой.

Почему же повелитель правоверных был столь печален?

Харун ар-Рашид наследовал трон после смерти своего брата Хади, согласно завещанию их отца Махди, в пятницу ночью шестнадцатого дня первого месяца Раби 170 года хиджры. В ту же ночь родился его сын, Мамун. В истории халифата это была единственная ночь, когда один халиф умер, второй халиф пришел к власти и третий халиф родился.

Ар-Рашид был высоким и светловолосым, обладал прекрасной внешностью и манерами, он получил великолепное образование и воспитание. С того самого дня, как он стал халифом, и до самой смерти он ежедневно совершал сто молитвенных поклонов. Никогда, кроме самых исключительных случаев, он не пренебрегал молитвой. В его обычае было раздавать ежедневно сто дирхемов из своего собственного кошелька в качестве милостыни.

Один раз он подарил Исхаку из Мосула, сыну Ибрахима, сто тысяч дирхемов. Марвану за панегирик он дал пять тысяч золотых динаров, почетную одежду, коня из царской конюшни и десять греческих рабов. Он был неравнодушен к поэзии.

Он часто оплакивал свою расточительность и свои грехи, особенно когда к нему обращались с благочестивыми наставлениями.

– Я знаю только трех человек, которые больше всех пролили слез за молитвой, – говорил Ибн Аммар, – это Фудейл (разбойник, обратившийся в веру), ар-Рашид и еще один человек.

– Я рассказывал это предание ар-Рашиду, – говорил Абу Муавия, по прозвищу Слепой, – что пророк Бога сказал: «Я хотел бы биться за дело Бога, и умереть в бою, и воскреснуть, и драться опять, и умереть снова». Когда он услышал это, слезы потекли у него из глаз, и он заплакал навзрыд.

Ар-Рашид относился к святыням с глубоким почтением, но ему претили религиозные диспуты. Когда ему пересказали взгляды Бишра, ханифитского законника, на происхождение Корана, он воскликнул: «Я отрубил бы ему голову, если бы он был в моих руках».

«Я рассказал как-то ар-Рашиду предание, – говорил Абу Муавия, – о том, что Зейд рассказал нам то, что он услышал от Абу Салиха, что тот узнал от Абу Хурейры, а тот, в свою очередь, слышал это от самого пророка, да пребудет с ним благословение Господне, что Адам и Моисей поспорили однажды; Моисей сказал: