Ирина Измайлова - Петр Великий. Убийство императора

Сличая славянские тексты с греческими первоисточниками, Никон везде отыскал некоторые изменения.

Патриарх предписал «исправить» тексты, а также ход некоторых частей богослужения. И еще ввел троеперстие — крестное знамение тремя перстами.

Несоответствие канону новый патриарх нашел и в иконах, и в пении.

Причем, если бы он делал все это исподволь, постепенно, с соответствующими объяснениями, его, возможно, поняли бы, и никакого возмущения бы не последовало.

Но столь решительные и резкие вмешательства в привычный уже канон церковной службы вызвал настоящее смятение. Что же получается — выходит мы молиться-то не умеем! И икон писать не умеем, и крестимся не как надо!

Народ возроптал. Возроптали многие священники, понимая, чем грозит такая резкая, необдуманная реформа.

Кроме того, Никон, не уступавший в пафосе и рвении своему будущему антиподу раскольнику Аввакуму, решил действовать «с размаху». По его приказу в московских домах были учинены обыски, иконы старого письма были изъяты. У них выжигали глаза и носили изувеченные образа по городу, объявляя везде патриарший указ, который грозил суровой карой тем, кто будет писать «неправильные» иконы.

Никакой народ не любит насилия. А русский народ его напрочь отвергает. Поднялась волна такого глубокого, страшного возмущения, какого не было много десятилетий.

Вскоре по Москве прошла моровая язва — умерли сотни людей. Затем случилось солнечное затмение. И в народе стали почти открыто говорить: «Вот и кара Божия за нечестие Никона!»

Но вместо смирения, которое нужно было бы проявить в такой ситуации священнику, Никона обуяла гордыня. Он чувствовал свое огромное влияние и власть, и против этого искушения оказался бессилен.

Он стал даже говорить, что ему не нужна помощь царя — сам силен. Не желал слушать никаких замечаний со стороны бояр и знати.

Кроме того, его возвышение лишило власти и привилегий многие прежде влиятельные боярские фамилии, и этого уже бояре не пожелали терпеть.

Царю посыпались челобитные с жалобами на патриарха, причем исходили они буквально ото всех сословий. Люди, близкие к Алексею Михайловичу, уже в глаза ему говорили, что патриарших посланцев боятся более чем царских, что Никон открыто подчеркивает свою неудовлетворенность равенством власти и желает быть выше царя, что он постоянно, иной раз без надобности, вмешивается в государственные дела, отбирает и присуждает вотчины по своему усмотрению…

Алексей Михайлович не мог не прислушаться к таким заявлениям, но до поры терпел, хотя его отношение к Никону становилось все более и более прохладным. В конце концов, должно было произойти какое-то событие, которое стало бы причиной разрыва. И оно произошло.

Летом 1658 года Москву посетил наследник престола Грузии царевич Теймураз. В Кремле по этому случаю был устроен обед, и окольничие (охранники дворца) были поставлены очищать гостю путь и следить, чтобы никто из любопытной толпы не попался на дороге. Один из окольничьих, видя, что толпа слишком напирает, огрел нескольких особенно ретивых палкой. Под такой удар попался патриарший дворянин, посланный к царю с каким-то поручением от Никона. Посланный грубо закричал на охранника, тот, хотя и узнал его, разозлился и, воскликнув: «Не чванься попусту!» — вновь ударил дворянина, на сей раз прямо в лоб!

Посланник тут же побежал с жалобой к патриарху. Никон написал царю письмо, в котором требовал наказать окольничего. Алексей Михайлович, которому про все случившееся уже донесли и рассказали, как все было на самом деле, сухо отписал, что сам во всем разберется, а после с патриархом увидится. Но свидания не последовало.

Через некоторое время к патриарху был отправлен царем князь Юрий Ромодановский, обратившийся к нему со словами: «Царское величество на тебя гневен, что ты пишешься великим государем, а у нас один великий государь — царь». На что Никон, не смущаясь, отвечал: «Называюсь я великим государем не сам собою, так восхотел и повелел его величество, о чем свидетельствуют грамоты, писанные его рукой!» «Царское величество, — воскликнул князь, — почтил тебя, как отца и пастыря, но ты этого не понял. Теперь же царь велел мне сказать, чтобы ты впредь не писался и не назывался великим государем и почитать тебя таковым не будет» [8] Цитируется по: «Триста лет царствования дома Романовых». С. 26. .

Никон в тот же день, во время обедни в Успенском соборе объявил народу, что слагает с себя сан патриарха. Народ взволновался. Несмотря на недовольство многих, не меньше было и тех, кто искренно любил патриарха. Когда он хотел уйти, толпа не выпустила его из храма, требуя изменить свое решение.

Не желал его отречения и государь. Он пытался через посланных к владыке бояр склонить того к мирному разрешению ссоры. Однако гордыня, увы, взяла верх. Никон, поселившись на подворье Воскресенского монастыря, которое сам выстроил, стал руководить церковными делами уже без ведома царя. Он как бы продолжал считать себя патриархом. Алексею Михайловичу пришлось напоминать, что Никон отрекся от сана, но тот отвечал, что «попечение об истине оставил»…

В растерянности были и духовные, и светские власти. Митрополиты не решались приступить к избранию нового патриарха, царь не оставлял надежды на примирение. Летом 1659 года он даже сам встретился с Никоном, но разговор их закончился ничем.

Наконец разразился скандал. В 1665 году, в канун праздника Крещения бывший патриарх явился со свитой монахов в Успенский собор и прервал шедшую там службу. Затем занял патриаршее место и приказал сообщить о том царю. На вопрос царских посланных, что все это означает, он ответил, что ему велели возвратиться в Москву святители, явившиеся ему в видении…

Царь был в растерянности и обратился за помощью к вселенским патриархам. Двое из них, Антиохийский и Александрийский приехали в Москву, патриархи Константинопольский и Иерусалимский дали им доверенность говорить и от их имени. В первый (и в последний) раз в России состоялось такое церковное собрание. Собор, в котором председательствовали патриархи, низложил Никона в простой монашеский чин и повелел заточить его в Ферапонтовом монастыре.

Однако церковная реформа Никона была утверждена. Она задумывалась им с самыми благими целями, но то, как ее проводили, сама резкость осуждения старых правил богослужения, скандал, произошедший затем в церковной сфере, — все это привело к самым страшным последствиям. Начался раскол, поделивший русское общество независимо от сословий на две половины. Он коснулся даже самой царской семьи: среди родни царицы Марии оказалось несколько открытых раскольниц, и она под их влиянием тоже колебалась в вопросе «как верить».