Джанет Хартли - Александр I

Окончательно оформленный вызов взглядам Сперанского на путь, которым должно двигаться Российское государство, можно найти в трактате «О древней и новой России…» [102] Полное название — «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях». — Ред. Николая Михайловича Карамзина, официального историографа Российской империи. Он был показан Александру в 1811 году (уже после образования Государственного Совета, но перед отстранением Сперанского от власти) и утверждал альтернативный путь развития России. Одним из жесточайших критиков Тильзитского договора была сестра Александра, Екатерина. Она вышла замуж за Георга Ольденбургского, который был назначен губернатором Твери, Новгорода и Ярославля. Чтобы развеять скуку жизни в провинциальном городке, каким была Тверь (примерно в тысяче миль к северо-западу от Москвы), Екатерина создала собственный салон, куда приглашались выдающиеся писатели и мыслители, включая и Карамзина. По-видимому, именно Екатерина подала Карамзину идею изложить свои мысли на бумаге в форме мемуаров. Карамзин встретил Александра в Твери и вел с ним беседу; он, вероятно, также чувствовал себя в положении защитника самодержавия от царя в этих послеобеденных разговорах. Екатерина, между тем, прочла трактат Карамзина и, к понятному его смущению, частным порядком вручила его своему брату. К сожалению, неизвестно, прочел ли его Александр. Оригинал был потерян; известная нам версия — копия, найденная в бумагах Аракчеева. Точно известно, что Александр никогда не ссылался на него, и нет никаких признаков того, что он повлиял на потерю Сперанским расположения, но как сумма обид и тревог образованных представителей дворянства и, по-видимому, отражение общего смысла дискуссий в тверском салоне, трактат — полезный комментарий настроения времени и интеллектуальной атмосферы, в которой Сперанский столь уверенно выдвигал свой смелый конституционный проект. Основные принципы трактата высказаны в следующем заключении:

Дворянство и Духовенство, Сенат и Синод, как хранилище Законов, над всеми. Государь, единственный Законодатель, единовластный источник властей. Вот основание Российской Монархии, которое может быть утверждено или ослаблено правилами Царствующих [103] Richard Pipes, Karamzin’s Memoir on Ancient and Modern Russia: A Translation and Analysis, Cambridge, Mass., 1959, p. 204. .

Первая часть работы была ретроспективным обзором российской истории, призванным продемонстрировать, что именно принцип абсолютной монархической власти способствовал созданию, сохранению и процветанию российского государства (другими словами, абсолютная противоположность историческому введению Сперанского к его плану 1809 года, призванному убедить Александра, что подошло время фундаментального изменения структуры царизма). Критика Карамзиным попыток реформировать при Александре правительственные институты основывалась на той же предпосылке. Он осуждал ненужные изменения, концентрацию власти в руках министров и, в частности, Государственного Совета, соответствующее уменьшение власти Сената и увеличение бюрократизации, как результат введения министерств. (Проект Сперанского 1809 года не был опубликован, и, следовательно, критика Карамзина основывалась лишь на тех реформах, которые были проведены). В этих реформах Карамзин видел опасность и впустую растраченные усилия не потому, что все изменения были потенциально вредными, но потому, что он отмечал влияние иностранных (наполеоновских, в частности) институтов на Россию, которая, по его мнению, имела самодостаточные традиции и структуру. Если Александр в самом деле прочел трактат, сомнительно, чтобы он испытывал благодарность к Карамзину за его «духовное мужество» в доведении до сведения царя причин неудовлетворенности в стране, как они ему виделись. Царь подвергался критике за то, что вместо укрепления мира вовлек страну в войну, не давшую ей никаких выгод; а новые университеты — за то, что полагались на иностранных профессоров, за их несообразный учебный курс и неадекватную финансовую организацию. Карамзин критиковал Сперанского за политику, одобренную царем, например, за введение экзаменов для чиновников и фискальные меры, и на сомнительной исторической и юридической почве защищал институт крепостничества, к которому Александр выражал отвращение.

Но даже когда Сперанский был на вершине своего влияния, Александр ценил дружбу и абсолютно противоположного человека, Аракчеева, которому он прежде доверил реформу артиллерии. В январе 1808 года Аракчеев был назначен военным министром. После образования Государственного Совета в 1810 году он подал в отставку со своего поста, возможно, потому, что боялся стать подчиненным новому Департаменту военных дел в Совете. Значение Аракчеева для Александра доказывается тем фактом, что царь отказался принять отставку и вернул его обратно уже в качестве президента новообразованного Департамента. Его письмо к Аракчееву показывает, как сильно ценил он его службу:

Я не могу принять объяснений, которые Вы приводите… Вы единственный, на чье сотрудничество я мог целиком положиться, Вы, который так часто повторял мне, что не считая Вашей преданности нации, Вами движет личная ко мне привязанность, Вы единственный вопреки всему этому забываете Ваше значение для Империи и торопитесь покинуть управляемый вами участок в то время, когда Ваша совесть должна вам подсказать, насколько невозможно будет Вас заменить [104] Michael Jenkins, Arakcheev: Grand Vizier of the Russian Empire, New York, 1969, p. 136. .

Именно Аракчеев смог убедить царя не оставаться при армии в 1812 году.

Тильзитский мир положил конец периоду российского влияния на Центральную Европу, но дал Александру возможность защитить интересы России на севере против Швеции и на юге против Оттоманской империи. По ходу дела он снова столкнулся с конституционализмом в лице присоединенной к России Финляндии, принадлежавшей прежде Швеции.

Швеция отказалась присоединиться к Континентальной блокаде против Британии, и Александр использовал это как оправдание для нападения на нее в 1808 году. Он был не столь озабочен экономическими проблемами, как стратегической угрозой, которую могла представлять Швеция для России в Балтике, если бы добилась союза с Британией. Наполеон казался вполне удовлетворенным тем, что Россия отвлечена на севере, частично оттого, что, пусть лишь номинально, это было в защиту его Континентальной системы. Он даже предложил предоставить России французские войска, но в итоге (и, вероятно, к облегчению Александра) они оказались слишком заняты войной в Испании с лета 1808 года, чтобы привлекаться куда-нибудь еще.