Николай Шпанов - Дело Ансена

Пастор перестал бормотать молитву и поднялся с колен.

- Как печально, - негромко проговорил он и с грустью поглядел на убитого. - Я буду там, - он указал в сторону палубы и поднялся по трапу. Только на верхней его ступеньке он надел свою широкополую черную шляпу.

Как только он вышел, Кручинин стал быстро осматривать все, что было в каюте. Его замечания были, как всегда, коротки и как бы адресованы самому себе:

- Удар по голове металлическим предметом...

В подтверждение он приподнял фуражку, прикрывавшую голову шкипера, и Грачик действительно увидал на темени убитого рану, от которой кровь растекалась по затылку.

- ...нанесен человеком, стоявшим там, где стою сейчас я, - продолжал Кручинин.

Он протянул руку, примериваясь. Его взгляд ощупывал все углы каюты. Внезапно в его глазах вспыхнул огонек нескрываемого удовольствия. Взглянув туда же, куда были устремлены глаза Кручинина, Грачик заметил лежащий на полу у переборки блестящий предмет.

Это был... кастет.

Да, тот самый кастет, который они два дня тому назад рассматривали.

- Пожалуйста, поскорей, - нетерпеливо сказал Кручинин, глядя, как Грачик нацеливается фотографическим аппаратом на кастет и старается захватить в объектив побольше помещения, чтобы точнее зафиксировать положение вероятного орудия преступления.

Как только щелкнул затвор, Кручинин со всеми необходимыми предосторожностями поднял с пола кастет и внимательно осмотрел его. Затем обошел стол и исследовал его так, что, глядя со стороны, можно было подумать, будто он его обнюхивает. Кручинина особенно заинтересовал край стола, обращенный ко входу в каюту.

- Так и надо было думать, я ошибся. Убийца стоял вовсе не там, где я показывал прежде, а с противоположной стороны стола, - с удовлетворением проговорил Кручинин. - Но отсюда он не мог дотянуться до головы жертвы, не опершись о стол.

И Кручинин показал Грачику на край клеенки, где молодой человек сначала было ничего не заметил. Лишь воспользовавшись лупой, он нашел отпечаток целой руки - ладонь и все пять пальцев.

- Это уже не визитная карточка, а целый паспорт, не правда ли? проговорил Кручинин. - Сними-ка клеенку. Вместе с кастетом это составит неплохую коллекцию для местной полиции.

- Но ведь, взяв ее, мы нарушим первоначальную обстановку - и власти будут в затруднении, - возразил Грачик.

- Да, да, - скороговоркой бросил Кручинин, - понимаю, что ты имеешь в виду: мы с тобой не официальные лица. Но что же делать?.. Ты же слышал: власти прибудут не скоро, а то и вовсе не прибудут сегодня, а место преступления даже не охраняется - в городке нет ни единого полицейского. Так что, друг мой, мы только окажем дружескую услугу властям, собрав хоть какие-нибудь улики, Ну, а что касается формальных полномочий, то разве просьба почтенных граждан не заменит для нас мандата?

В каюту вернулся пастор.

- Я вижу, - сказал он, - вы тоже нашли то, что я заметил сразу, как вошел, но я не решился это тронуть, - и указал на кастет, который осторожно, куском газеты, держал Кручинин. - До сих пор не могу поверить, что это возможно...

Оба друга поняли: он имеет в виду Оле.

- У меня в голове это тоже плохо вяжется с образом Ансена, - ответил Грачик.

- Мне тяжелее вашего, - грустно произнес пастор. - Этот случай с ним отчасти ведь и моя вина, как пастыря.

Тут Кручинин без стеснения сказал:

- Должен сказать, что не люблю это слово "случай", не люблю и не верю в него. Поступки людей контролируются их собственным разумом, а не случаем.

Пастор снисходительно улыбнулся, словно Кручинин сказал глупость. Подумав, священник мягко возразил:

- Если мы станем искать силы, управляющие деяниями человеческими, то неизбежно придем к тому, что и ум, и воля человека, и те внешние обстоятельства, которые я для простоты назвал "случаем", все решительно подчинено верховной воле того, кто создал мир, создал нас в нем и управляет нами в своем высшем разумении, нам непостижимом, - господу богу нашему.

Кручинин терпеливо слушал, хотя Грачик отлично видел, какое раздражение овладевало его другом по мере того, как говорил пастор. И только когда тот умолк, уже почти не скрывая иронии, Кручинин спросил:

- Вы полагаете, что и рукою убийцы, кто бы он ни был, управляла воля неба?

- Безусловно! - без тени смущения подтвердил пастор. - Пути господни неисповедимы; мы не знаем, зачем это было нужно высшему разуму, и не смеем судить его. Как человек, я не могу вместе с вами не скорбеть о том, что всевышний избрал здесь своим орудием Оле. Я хорошо узнал парня и думал, что сумею вернуть его на путь истины. Он был жаден до суетных благ жизни, но вовсе не так испорчен, чтобы можно было ждать столь страшного дела. Для меня это тяжелый удар. Повторяю: доля вины падает и на меня, не сумевшего молитвой и внушением удержать его душу на пути к падению...

- Удержать от чего? - спросил Кручинин.

- Не очень хотелось говорить это кому бы то ни было, но... вы иностранцы, то, что я скажу, уйдет отсюда вместе с вами и не повредит нашему Оле. Если он невиновен, а я утешаю себя этой надеждой, несмотря на очевидность улик... Да, так я скажу вам, если вы обещаете не рассказывать этого никому из здешних людей. Не нужно натравливать их на юношу...

- Что вы знаете? - нетерпеливо перебил Кручинин.

- Знаю? - пастор пожал плечами. - Решительно ничего.

- Так в чем же дело?

- Я хотел только сказать, что, несмотря на очевидное всякому стечение обстоятельств, складывающихся не в пользу Оле, я не хочу верить в его виновность.

- Что вы называете "стечением обстоятельств"? - спросил Кручинин. - Пока я не вижу ничего, кроме этого кастета. И нужно еще доказать, что он принадлежит именно Ансену.

- Хорошо, я скажу... - опустив глаза, проговорил с оттенком раздражения пастор. - Когда вы ходили вчера по острову, между Оле и убитым произошла ссора. Оле угрожал шкиперу. - Он умолк было, но после некоторого колебания, словно в нерешительности, договорил: - Я бы предпочел не слышать того, что слышал.

Грачик понял, что речь идет о споре, заключительные обрывки которого слышали и они с Кручининым.

- О чем они спорили?

- О каком-то спрятанном богатстве, о кладе, что ли. Выдать этот клад или не выдавать? Кому?.. Не знаю... Я вообще не понял, в чем дело. Из скромности я отошел и не стал слушать. Кто мог думать, что это приобретет такое значение?

- Да...

- Это - первое обстоятельство. - Пастор задумался. - А второе? Второе этот кастет. Если бы можно было убедиться в том, что кастет Оле спокойно лежит у него в кармане, гора свалилась бы у меня с плеч.

- А третье?

- Третье?.. Когда я зашел сюда...

- На "Анну"?

- Да, на "Анну", утром, чтобы поговорить с Хеккертом, шкипер еще спал, Оле был у себя в кубрике. Это я очень хорошо видел... Во всяком случае мне показалось, что он спит. Он лежал совершенно тихо... Случилось так, что, отойдя несколько десятков шагов, я вернулся сюда, чтобы взять забытую трубку, и, когда вошел в каюту, увидел то, что видите вы. - Пастор поднял руку и неожиданно осенил труп знамением креста. Помолчав, продолжал: - И... да, и самое печальное: Оле на судне уже не было. Я не видел ни того, когда он успел сойти с бота, ни того, куда он направился. - Пастор мгновение колебался. - Да, в таких обстоятельствах жалости не должно быть места - грех есть грех, и содеявший его должен держать ответ не только перед судом всевышнего, а и перед людским судом... Поэтому я обязан сказать, что заметил фигуру Оле, когда он бежал вдоль пристани и скрылся за первыми домами.