Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 1, Преступление)

- У них только два выхода: удар на юг, на соединение с французами, или...

Шеф внезапно умолк, как будто испугавшись того, что стояло за словами, которые должны были у него вылететь. Но короткие пальцы премьера ободряюще подтолкнули его в плечо.

- Ну же!..

- Или быть опрокинутыми в море... Этого Англия тоже не простила бы ни одному правительству.

Черчилль тихо рассмеялся:

- Вы упустили третий выход.

Шеф поднял на него вопросительный взгляд.

- Мы можем вытащить их из ловушки, - быстро проговорил Черчилль. Вытащить и привезти домой.

- Вы слишком дурного мнения о гуннах, сэр, - обеспокоенно возразил шеф. - Их авиация не подпустит к берегу ни одного нашего судна, а танки тем временем превратят наши дивизии в кашу из крови и песка... Все-таки лучший выход для Горта - удар на юг.

- А если бы немцы узнали, что мы не хотим бросать Горта на юг? Что наши мальчики покинут материк, не сделав больше ни одного выстрела?

- Покинуть Францию на произвол судьбы?

- Франция с нашей помощью - камень, которым Гитлер может подавиться. Франция без нашей помощи - кусок мяса, который может разжечь аппетит зверя и укрепить его силы для прыжка на восток.

- А если... на запад, через канал? - усмехнувшись, спросил шеф.

Черчилль отвел взгляд.

- Если бы кто-нибудь мог об этом договориться с ними, - неопределенно проговорил он.

Шеф с усилием поднялся с кресла и, попрежнему шаркая подошвами, прошелся по кабинету. Он снял с камина маленькое бронзовое изображение якоря, повертел его в худых узловатых пальцах подагрика и, постукивая лапой якоря по мрамору каминной доски, как бы про себя проговорил:

- Англичане всегда были реалистами. Если интересы Англии требуют того, чтобы договориться... - Острая лапа маленького якоря оставляла матовые штрихи на мраморе камина, но старик продолжал все так же методически постукивать в такт медленно цедимым словам: - Англичанин всегда найдет путь, чтобы договориться как джентльмен с джентльменом.

- Ах, мой старый друг, - со вздохом опустившись в кресло и мечтательно глядя в потолок, произнес Черчилль, - если бы Гитлер поверил тому, что наша механизированная дивизия, только что высаженная у Дюнкерка, погрузится обратно на суда, не сделав ни одного выстрела; если бы он поверил тому, что Горт не начнет наступления на юго-восток, чтобы выручить левое крыло французов; если бы, наконец, этот паршивый ефрейтор поверил тому, что десять дивизий Горта покинут берега Франции!..

- Гитлер всегда представлялся мне достаточно реальным человеком, чтобы не попасться на такую удочку.

- Что вы называете удочкой, старина?

- Ваши предположения, сэр, - не без иронии произнес шеф.

Черчилль недовольно поморщился.

- Будем называть это размышлениями, если вам так удобней, сэр, согласился шеф.

Черчилль кивнул головой. Складки оплывшего подбородка легли на оттопыренную бабочку галстука. Теперь маленькие глазки премьера были исподлобья устремлены на шефа, застывшего у камина. Тот же продолжал небрежно играть якорем. Даже нельзя было понять, слушает ли он премьера. И, в свою очередь, невозможно было понять, интересуется ли премьер тем, чтобы его слышали. Он рассеянно повторил в пространство:

- Если бы ефрейтор поверил тому, что мальчики Горта вернутся в Англию!..

- Покинув Францию на произвол судьбы? - не оборачиваясь, спросил шеф.

- На протяжении последних четырех столетий французы не слишком заботились о судьбе Англии. Если верить истории, судьба всякого народа дело его собственных рук.

- И совести, - вставил шеф.

- И совести, - повторил Черчилль и помолчал. - Как это ни противно даже на миг и хотя бы мысленно очутиться на месте такого негодяя, как Гитлер, но я ставлю себя сейчас на его место: что пришло бы мне в голову, если бы я на его месте... да, на его месте, - подчеркнул Черчилль, - сделал допущение насчет Горта и наших ребят, которые топчутся на берегу под Дюнкерком?..

- И которых с каждым днем все крепче поджаривает авиация гуннов.

- Что пришло бы мне в голову?.. Я, вероятно, сказал бы: пусть англичане уберут с материка свои дивизии и не угрожают ими моему правому флангу. Тогда я прикажу танкам остановиться, не итти к берегу и не мешать английским мальчикам сесть на корабли, чтобы уехать домой... А после того как последний томми сел бы на корабль, англичане убрались бы восвояси, я в одну неделю покончил бы с Францией. Подкрепившись этим куском и уверенный теперь в безопасности своего тыла, хорошо защищенного морем, я без дальних размышлений повернул бы на Россию.

- Да. А в это время Черчилль... - проворчал шеф со своего места у камина.

- Черчилль никогда не бросается на тех, кто работает на него. До тех пор, пока они на него работают... счеты с Россией не снимают счетов с Германией, но Россия, Россия - это прежде всего! Гитлер должен это понять.

Некоторое время оба оставались неподвижными. В тишине большой комнаты преувеличенно громко слышались удары тяжелого маятника больших часов.

Шеф оставил якорь и устало подошел к окну. Медленно, словно действуя из последних сил, он потянул за шнурок, поднимая темную штору. Серый свет утра постепенно, как бы нехотя, проползал в комнату и шаг за шагом отвоевывал пространство у электрических ламп.

Шеф посмотрел в окно. Прямо впереди зеленели деревья Сент-Джемсского парка. Справа, у самой стены адмиралтейства, стоял одинокий автомобиль старого, давно вышедшего из моды фасона.

Шеф обернулся и поглядел на Черчилля. Профессионально точный взгляд отметил каждую морщину на измятом, сером лице премьера.

Шеф сказал Черчиллю на прощанье:

- Быть может, время действительно несется быстрее, чем хотелось бы нам обоим, но оно не оказывает губительного действия на ваш мозг, сэр: за всю сегодняшнюю встречу вы ни разу не обмолвились моим именем.

Рыхлое тело Черчилля, как потревоженная медуза, заколыхалось в кресле от сотрясавшего премьера беззвучного смеха.

- Старая привычка, старина! Если бы мы встретились не в этом доме, вы, наверняка, поступили бы так же.

- Совершенно верно, сэр.

- И откуда я могу знать, не спрятан ли у меня под креслом звукозаписывающий аппарат, любезно доставленный сюда вашей же службой.

Геморроидальное лицо шефа покрылось легкой краской.

- У вас в кабинете, сэр? - не очень уверенно запротестовал он.

- Ага! - торжествующе воскликнул премьер. - Вот вы-то, кажется, стареете!

Старик скрипуче рассмеялся.

8

Едва ли история второй мировой войны или история дипломатических отношений за этот трагический период отразят на своих страницах то, что произошло в дни, последовавшие за ночной встречей двух старых врагов человеческого покоя и счастья.

На страницах толстых томов, которые уже написаны историками войны в буржуазной Европе и в Америке, ничего не сказано и, вероятно, никогда не будет сказано о том, что шефу потребовалось всего два дня на то, чтобы установить связь с американской секретной агентурой и получить от нее "добротную" берлинскую явку для капитана Роу. Еще через день Роу был на борту испанского парохода. Вместе с бочками оливкового масла он выгрузился в Гамбурге. Американский паспорт открыл ему двери немецкого контрольного пункта, и Роу без приключений прибыл в Берлин. Здесь ему пришлось преодолеть некоторые трудности, прежде чем удалось добраться до человека, через которого предложения Черчилля могли быть переданы Герингу. Человеком этим оказался группенфюрер СС Вильгельм фон Кроне.