Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 1, Преступление)

При слове "Россия" Шверер выпрямился и пристально посмотрел в лицо Гаусса: пустая болтовня или?..

- В таком случае нас живейшим образом будет интересовать, чем могут угрожать Советам японцы на Дальнем Востоке, что это за новое оружие, какова его эффективность, каковы перспективы, - продолжал Гаусс. - Быть может, необходимо наше участие в развертывании производства, быть может, требуется вмешательство наших ученых... - Он подумал и прибавил: - И не только в интересах японцев, а и в наших собственных.

Не скрывая более интереса, Шверер спросил:

- Что за оружие?

Гаусс несколько замялся. Геринг предупредил его: никто не должен знать подробностей этого дела здесь, в Германии. Нужна величайшая секретность. Два-три человека - вот все, кто знает тайну японцев. Ну что же, Геринг и он - двое, пусть Шверер будет третьим.

- Ни один из участников вашей группы, которая отправится на Восток под видом коммерсантов, не будет, - Гаусс угрожающе нажал на это слово, - не будет знать, о чем идет речь. Но от вас я не вижу смысла скрывать: вы увидите опыты японского полковника медицинской службы господина Исии Сиро. Дело идет о бактериологической войне.

- Мы сами можем... - начал было Шверер, но Гаусс опять не дал ему договорить:

- Конечно, можем, но какие осложнения могут быть с этим связаны! Нужно посмотреть, не справятся ли с этим японцы своими силами. В Харбине вы будете гостем начальника военной миссии, генерал-майора Накамуры.

Шверер забыл о своем нерасположении к Гауссу, забыл о том, что самая эта поездка была, вероятно, придумана Гауссом как очередная пакость. Он вскочил и в волнении пробежался по комнате, стараясь собраться с мыслями.

- Давно ли японцы этим занимаются, чего достигли, что могут нам показать?

Гаусс сделал брезгливое движение руками, словно смахивая с ладоней что-то нечистое:

- Блохи, зараженные чумой, и еще что-то в этом же роде...

Шверер смотрел на него неприязненно: речь идет о таких интересных и важных вещах, а этот долговязый гусак не дал себе труда даже запомнить!

Шверер вздернул узкие плечи и поймал выпавший из глаза монокль:

- У них есть опыт?

- Институт, куда вы едете, работает года три.

Шверер водворил монокль на место и потер руки:

- Интересно... очччень интересно!..

15

Ночью матрац клали на кровать, стоявшую под окном, чтобы раненому было легче дышать в струе воздуха, попадавшей снаружи. Днем снова перекладывали на пол, в темный угол подвала, чтобы раненого не было видно с улицы.

Если поблизости не оказывалось никого из посвященных, кого можно было бы кликнуть на подмогу, старик перетаскивал генерала своими силами. Иногда на помощь ему приходил маленький сын парикмахера-соседа. Но мальчик редко сидел дома. Торчать в подвале, когда весь Мадрид воюет?! Для мальчиков было много дела на фронте: подносить патроны и воду бойцам, помогать относить раненых в безопасное место, своими быстрыми ногами заменять стоящие без бензина мотоциклы связистов, - о, дела было сколько угодно! И какого дела!..

Старик был в подвале днем и ночью - всегда, когда ни позвал бы Матраи. Старик так сжился с раненым, что ему казалось, они уже никогда не расстанутся.

По словам женщин, принесших раненого генерала из боя, его уже трижды дырявили осколки франкистских снарядов и пули фашистов. И всякий раз он, с еще не зажившею раной, возвращался в бой. И вот четвертая, тяжелая рана. А ведь послушать его бред - только одно и бормочут запекшиеся губы: "Вперед, ан аван, аванти" - и что-то еще на языках, которых не понимал старый испанец.

Вперед?.. Странна природа человека!..

"Из чего, матерь божья, сделано тело этого человека? - думал старик. Не из железа ли?.. А уж сердце-то, наверно, стальное - из лучшей стали. Такую когда-то ковали в Толедо". Хотел бы он знать, как ковано это сердце в пламени ли великой ненависти или в светлом огне любви, не измеримой мерами земными?..

"Несть бо любви велия, нежели жизнь свою отдать за други своя", вспомнились ему слова отца Педро.

Монах время от времени появлялся в квартале с требником и дароносицей. Он давал отпущение умирающим. Не позвать ли его и сюда - пусть поговорит с раненым. Старик послушал бы и узнал, наконец, кто прав - отец ли Педро и вся святая церковь или вот этот счастливый своими ранами страдалец, смеющийся над богом и проклинающий церковь со всеми монахами.

Когда Матраи стало полегче и ему захотелось поговорить, старик предложил позвать отца Педро, но раненый пригрозил ему:

- Если эта ворона узнает, что я тут, - нам с тобой не жить.

- Не клевещи, безумец! - в страхе зашептал старик. - Я брил лучших тореро Испании, таких, под ноги которым красавицы бросали свои мантильи. И я видел: они склоняли колена перед святыми отцами. Они все верили в бога.

Матраи смотрел на бормочущего старика, как на страшную загадку. Напрасно пытался он разгадать ее вот уже почти два месяца, что лежит в этом подвале. Быть отцом Луиса Санчеса и учиться мудрости у тореадоров! Самоотверженно ухаживать за ним, республиканским бойцом, революционером и коммунистом, с риском для жизни охранять тайну его убежища от фашистской сволочи и мечтать о том, чтобы привести сюда отвратительного монаха, который, вне всякого сомнения, тотчас донес бы пятой колонне и о раненом и о самом парикмахере...

Раненый с трудом переменил положение в постели, чтобы дать отдохнуть спине, на которой приходилось лежать почти все время. В руке старика он увидел газету:

- Что у тебя, Мануэль?

- "Мундо обреро".

- Покажи.

Старик развернул перед больным измятый лист. Тот пробежал глазами одну за другой обе полосы газеты, и взгляд его вспыхнул:

- Держи же, держи так! - Он старался уловить строки, прыгавшие в дрожащих руках старика. - Смотри-ка, Мануэль! Смотри, где думают о нас: "Испанский народ и борющиеся товарищи! Мы, компартия Китая, антияпонская народная Красная армия и советы, рассматриваем войну, которую ведет испанское республиканское правительство, как самую священную войну во всем мире..."

Глаза раненого с жадностью впивались в строки:

- "Мы убеждены, что борьба китайского народа неотделима от вашей борьбы в Испании. Коммунистическая партия Китая своей борьбой против японского фашизма хочет воодушевить вас и помочь вам... Мы воодушевлены вашей защитой Мадрида... Многие товарищи, находящиеся в рядах китайской Красной армии, также хотели бы отправиться в Испанию... Угнетенные народы всего мира выражают вам свою солидарность и беспредельную дружбу..." Смотри, Мануэль, тут подписано "Мао Цзе-дун". Ты понимаешь, что это значит, Мануэль?!. Держи же ближе - я хочу видеть каждое слово!

- Нет, я уберу. Тебе не нужно волноваться.

- Дай сюда!.. Смотри на картинку: это китайский дом в пятнадцати тысячах километров отсюда.