Александр Андреев - Террористы

Софья Перовская была дочерью вице-губернатора Пскова и губернатора Петербурга, потомка последнего украинского гетмана Кирилла Разумовского. Она родилась в 1853 году в столице империи, в семнадцать лет разругалась с отцом, ушла из дома, вступила в кружок чайковцев, пропагандировала среди петербургских рабочих, получила дипломы народной учительницы и акушерки. В январе 1877 года ее арестовали, отец выкупил ее на поруки, а в феврале 1878 Перовскую оправдал Процесс 193-х. Через месяц будущую руководительницу «Народной воли» незаконно арестовали и, как уже обычно в империи, без суда повезли в ссылку на далекий северный Олонец. По пути Перовская совершила побег, перешла на нелегальное положение, вступила в «Землю и волю» и стала атаковать самодержавие. В Харькове она готовила массовый побег из страшного новобелгородского политического централа, чуть не отбила Мышкина, которого в нарушение правил перевезли в другую тюрьму ночью в грузовом поезде. Ее боевая группа напала на жандармов, перевозивших арестованных революционеров, и не отбила их только потому, что навстречу случайно ехал большой полицейский наряд. В сентябре 1879 года народница и принципиальная противница террора Софья Перовская под влиянием Александра Михайлова вступила в «Народную волю» и попросила партию отправить ее под Москву взрывать царя.

Николай Степанович и Марина Семеновна Сухоруковы давно хотели переехать из Саратова в Москву. У небогатых мещан денег было немного, и Сухоруковы смогли купить только небольшой домик с мезонином в семи километрах от вокзала по Московско-Курской железной дороге, у древней столицы империи. Домик находился очень неудобно, всего в пятнадцати метрах от железнодорожного полотна, по которому часто гремели пассажирские и грузовые поезда, но саратовские мещане Сухоруковы говорили соседям, что остальное жилье стоило намного дороже, а у них была только тысяча рублей, годовой доход мелкого чиновника. Лев Гартман и Софья Перовская в сентябре 1879 года завезли мебель в новое жилище Сухоруковых, а через два месяца к их домику с мезонином на старообрядческой Рогожско-Симоновской заставе поехали корреспонденты со всей России и Европы. Почти пятьдесят дней народовольцы Михайлов, Исаев, Баранников, Гартман, Морозов, Арончик, Гольденберг рыли двадцатиметровый подземный туннель из домового погреба к железнодорожному полотну, по которому из Крыма в Петербург через Москву вскоре должен был проехать Александр II.

Огонек свечи в высоком стакане освещал кусочек мокрой черноты, над которым висело почти два метра холодной осенней земли. Направление к рельсам показывал только военный компас, а на бурав у партии пока не было денег. Очень дорогими оказались экспедиции под Одессу и Александровск, намного дороже московского дела. Обеспечивающая группа «Народной воли» за неделю обследовала почти пятьдесят километров Московско-Курской железной дороги и нашла удобный домик почти у самых рельсов, который продавался именно из-за частого поездного шума. Первые два метра подкопа дались легко, но дальше копать одними лопатами стало очень трудно.

Народовольцы работали с семи часов утра до девяти вечера, и каждый выдерживал не более двух или трех часов. За день удавалось прорыть около трех метров, а когда пошли октябрьские и ноябрьские дожди, не более двух. Революционеры работали лежа или на четвереньках, в двух рубахах, потому что иначе было не влезть в лаз. Холодная осенняя сырость вот-вот должна была смениться бесконечными промозглыми дождями, и народовольцы спешили. В лазу у ног лежал большой железный лист, на который копатель кидал землю. Лист за веревку из галереи в подвал с трудом вытаскивали три человека, напрягая все силы, чтобы сдвинуть его с места. Копатель возвращал его назад за другую веревку в лаз, с досками на дне и подставками – крепями. Угроза обвала сохранялась постоянно, дышать было почти нечем, и некоторые народовольцы брали с собой в подкоп яд. Копатель ровнял стены галереи, подстилал вниз доски, устанавливал подпорки и рыл дальше. Теряя силы, он вылезал обратно, и его заменял другой, почти заживо погребенный в ужасную осеннюю грязь, вскоре, в конце октября, превратившуюся в длинную лужу. В многочисленные дождливые дни из галереи землекопы вытаскивали почти четыреста ведер воды, делая это на четвереньках, с неимоверным трудом. С середины октября галерея заливалась водой почти до половины. Сначала оттуда выносили-вытаскивали неимоверное количество воды, потом в ледяной грязи копатель лежа на животе продолжал работу.

Трудно, а временами почти невозможно стало незаметно подвозить доски и выносить выкопанную землю в дом и из дома с мезонином. Перовская днями и ночами таскала воду, стирала грязную одежду, топила печи, готовила еду, смотрела на улицу и встречала непрошенных гостей. В галерею была проведена проволока с колокольчиком, чтобы при необходимости останавливать работу при появлении чужих. В углу жилой комнаты дома стояла прикрытая платком большая бутыль с нитроглицерином, а под фартуком саратовской мещанки в специальном кармане платья лежал револьвер. По российским законам за покушение на императора все участники, даже просто знавшие об этом и не донесшие, подвергались смертной казни, и Перовская при полицейской атаке должна была взорвать дом с мезонином и всеми теми, кто находился внутри и под землей.

Все соседи Сухоруковых обратили внимание, что приезжие покупают огромное количество продуктов и носят очень большое количество воды, не нужных всего двум людям. На Рогожско-Симоновской заставе жило много старообрядцев, возможно, думавших, что в доме с мезонином расположился раскольничий молельный дом, поэтому туда часто подъезжали телеги и приходили люди. Тем не менее, к Сухоруковым зашел околоточный надзиратель, ничего не заметил, был накормлен и напоен. В дом заходили любопытные соседи, но Марина Семеновна Сухорукова-Перовская всегда успевала предупредить товарищей в подкопе и встретить гостей без замешательства и дрожи в голосе, без выпавшего из платья револьвера. Однажды рядом случился пожар, и горевшие соседи попросили внести к Сухоруковым спасенные из огня вещи, но ина этот раз все обошлось чудом, и взрывать бутыль с нитроглицерином не пришлось.

У народовольцев кончились деньги, и им пришлось за шестьсот рублей заложить дом с мезонином. Неожиданно для обязательного при закладе осмотра дома к Сухоруковым пришли оценщики, и Перовская с трудом сумела прикинуться тупой мещанкой и перенести осмотр, когда из галереи вернется «муж» Гартман. В пятистах метрах от дома с мезонином Михайлов снял вторую комнату для Перовской и товарищей, чтобы они могли там переодеться и изменить свою внешность после взрыва царского поезда. К середине ноября все было закончено, и Кибальчич из Петербурга в больших ящиках с фарфором привез почти центнер динамита.