Борис Костин - Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

Как таковая наука об основных принципах познания и бытия, стремившаяся объяснить явления и их естественные причины, т.е. философия, в XVII веке в России не существовала в силу двух обстоятельств: отсутствия государственного благоденствования и образованности народа. Даже робкие задатки философской мысли с трудом пробивались сквозь толщу неприятия, которая определялась пугающим словом «ересь». Вот почему негативное отношение к богословским творениям Симеона Полоцкого, в которых затрагивались немаловажные для православия вопросы, вовсе не обуславливалось личными противоречиями. Нетерпимость зиждилась на явной разности образовательных начал, философии, разделявшей враждебные стороны.

А между тем Симеон Полоцкий лишь приоткрыл ларец премудрости, которая являлась предметом жарких баталий на Западе, но совершенно незнакомой в России. Можно утвердительно сказать, что Симеон Полоцкий в своих философских поэтических откровениях необычайно осторожен, словно предчувствуя, что находится между молотом и наковальней. И удар был нанесен, правда, уже после кончины писателя и проповедника.

Расположив в сборнике «Вертоград многоцветный» [122] Полное название сборника: «Вертоград многоцветный, ползы ради душевныя православных христиан, Божиим наставлением и пособием, а трудоположением многогрешнаго во иеромонасех Симеона Полоцкаго, утяженный и насажденный в лето от создания мира 7186, а от Рождества же по плоти Бога Слова 1678, совершися аугуста в день…». — Примеч. авт. стихотворения, четверостишия, эпиграммы, элегии, сатиры, басни, новеллы в алфавитном порядке, Симеон Полоцкий явно облегчил труд читателя. Мысль автора спрессована между двух понятий — «жизнь» и «смерть».

Духовную философию Симеона Полоцкого отличает многообразие, поэт не скупится на исторические примеры и сюжеты, заимствованные из Библии, — либо достойные для подражания, либо предосудительные. Назидательность «Вертограда» несомненна, как и сокровенное желание автора направить человека по истинному, непорочному пути, раскрыть ему глаза на краткость земного бытия, внушить необходимость покаяния перед Господом за «грехи ума и плоти».

Уже было сказано, что новых философских законов Симеон Полоцкий не открыл, однако и упрощенно к уже существовавшим не подходил. Он стремился подвести читателя к познанию такой сложнейшей категории, как единство и борьба противоположностей: человека и природы, веры и знания, благоумия и лености душевной, добра и зла, надежды и безверия и т.д., и т.п.

Что испытывал человек, в руки которого попадали поэтические и риторические сочинения Симеона Полоцкого? Не убоимся сказать: прежде всего удивление. В сознании совершались подлинный переворот, восхищение словесной вязью.

В.Ф. Певницкий утверждал: «Конструкция слов Симеона Полоцкого проста и прозрачна. Читаешь слово и ясно видишь с первого раза весь ход мыслей, в нем раскрытых».

Сам же творец вряд ли предполагал, что исследователи назовут его самого «фигурой, которая будто в фокусе отображает переходный период в русской истории от Средневековья к Новому времени». И сразу же возникает вопрос: по какой причине русское схоластическое барокко, несомненным первооткрывателем которого является Симеон Полоцкий, в котором существовало множество ручейков, так и не слилось в единую реку? Однозначного ответа мы не найдем, однако выстроим собственную гипотезу.

Симеон Полоцкий творил в то время, когда пиитика, риторика, философия приходили в Россию из Польши, явно клонившейся к упадку. Орел же государства Российского, в отличие от слабеющей польской выборной монархии, постепенно расправлял могучие крылья, являя свету собственный вариант барокко. Однако стиль, содержащий в себе вычурность и причудливость, сплошь и рядом преобладавший в европейской культуре, перекочевав на невозделанную почву российской словесности, дал неожиданный результат.

Русское поэтическое барокко прочно стало на службу самодержавия и церкви. Такими ревностными служителями престолу и Отечеству видятся нам придворный вития Симеон Полоцкий и его ученики Сильвестр Медведев, Карион Истомин [123] В своей книге «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищев причисляет М. В. Ломоносова к ученикам настоятеля Заиконоспасского монастыря, сообщая следующее: «Псалтирь Симеоном Полоцким в стихи преложенная, ему открыла о нем таинство природы, показала, что и он стихотворец». .

Заглянем в одну из келий Заиконоспасского монастыря во время существования в мужской обители школы, в которой обучались подьячие Тайного и Посольского приказов. Симеону Медведеву исполнились двадцать четыре года, когда он засел за латинскую азбуку. Симеон Полоцкий обратил внимание на молодого человека, который не только на лету схватывал мудреную словесную науку, но и обладал житейской практичностью. О таком помощнике настоятель Заиконоспасского монастыря подумывал давно. Груз хозяйственных забот лег на плечи подьячего Симеона, который и к наукам был прилежен, и старостой оказался рачительным. Ко всему, проживая в одной келье с учителем, Симеон многое переосмыслил и взял от него. Не без совета и нравоучений Симеона Полоцкого Симеон Медведев решил совершить монашеский постриг, что и произошло в 1672 году в Путивльском Молчанском монастыре. В иноческую жизнь Медведев вошел с именем Сильвестр. Приблизительно в это же время подобный шаг предпринял его земляк и свойственник Иван Истомин, в монашестве Карион [124] И Медведев, и Истомин родились в Курске. .

Когда у благочестивых монахов проявился божественный дар сочинительства, не суть важно. Перед их очами был достойный пример наставника, творца зарождавшейся культуры русского барокко, человека, до мозга костей преданного идеалам просвещения. В разные времена подходы к нему на Руси были различными. Авторитет поэта Сильвестра Медведева при дворах царя Федора Алексеевича и правительницы Софьи был непререкаем. Увы, с ее падением закатилась не только поэтическая звезда любимого ученика иеромонаха Симеона Полоцкого, но и скатилась на плахе с плеч любомудрая голова [125] Сильвестр Медведев был публично казнен 11 февраля 1691 года. — Примеч. авт. , из уст которой лились похвалы венценосным благодетелям и хулы в адрес попиравшего церковь царя Петра Алексеевича. Такое ученик Симеона Полоцкого и будущий царь-преобразователь терпеть не стал, повелев казнить поэта и уничтожить многое из того, что тот насочинял.