Анатолий Беляков - Троянский конь западной истории

Так же можно сделать к вящему удовольствию мир не только для христиан и мормонов с сионистами, но даже для педофилов и пассивных некрофилов, если таковые найдутся. Каждому будет дана его игрушка, виртуальный мир может это обеспечить.

Думаю, много молодых людей будут шастать из одной виртуальной реальности в другую, чтобы пожить в идеальных мирах разных религий, разных меньшинств и извращений. Под лозунгом «Надо попробовать в жизни все». Жаль, что эта фраза подразумевает, как правило, съемки в порно и наркотики, а не изучение квантовой механики и молекулярной химии. Хотя будут миры и для таких ученых-извращенцев, которые станут целиком погружаться в научную тематику. Вообще мы и сейчас живем, как пчелки, летая с цветка на цветок, из одного жизненного стиля к другому. Дальше эти стили будут четче, яснее, отдельнее, чище, а жизнь человека будет дольше, а грань между виртуальным пространством и так называемой реальностью – все меньше и неотличимее. То есть побеждающая метаидеология – это идеология техники, которая есть истинная универсалия и которая обеспечит всем универсалиям, в том числе и самым технофобским, их универсальность в рамках их универсального виртуального мира. Это имел в виду Хайдеггер, когда писал о технике как судьбе Бытия в современном мире.

А. Б. Но мы с тобой как-то удалились от темы древних греков в Кремле…

О. М. Да. Возвращаясь к нашему виртуальному совещанию, которое как бы в Кремле. По созданию всемирно-исторической идеи. Мы подытоживаем, что не можем создать мета-метанаррацию для уже имеющихся метанарраций, метарелигию для уже имеющихся религий, потому что они все таковы, что трансцендируют любое «мета», они все такие, что «выше нет»… В резерве мы оставляем вариант прихода Последнего Бога как такого мета-метасобытия, которое само всем всё объяснит и всех объединит.

Далее. Нам невозможно идти по пути нисходящему – нулевой вариант, отрицание всех метанарраций, потому что такое отрицание – это тоже метанаррация, известная другим. Причем как враждебная, включенная в них как «иное» и вызывающая аллергию в виде терроризма. Оставляем в резерве возможность техники в виртуальном огромном пространстве развести все метанаррации по своим углам, чтобы они создали идеальные миры и лайф-стайлы, которые бы полностью реализовали свои амбиции в виртуальном мире и никак не конфликтовали в реальном. Возможность Последнего Бога и возможность технического виртуального мира не в наших силах, поэтому мы их имеем как горизонты общие. Что делать конкретно с идеологией? Вот если ее заказали прямо сейчас?

А. Б. Ну и?..

О. М. Мне кажется, следующее: если мы будем брать эти универсальные идеологии как философии, то мы упадем в вечный анализ своего рода; если мы их научно начинаем разбирать и препарировать, то мы упадем в нулевой вариант, то есть в атеизм, а эту возможность мы уже разбирали. Если мы возьмем эти универсальные идеологии как целостные системы, из которых не вынуть ни кирпичика, то есть холистски, то мы столкнемся с борьбой амбиций, где каждый кричит «с нами Бог», и только Бог последний может сказать, с кем он. То есть научный подход и подход религиозный к этим идеологиям не подойдут, и нам тоже они не подойдут для конструирования всемирно-исторической идеологии.

Подойдет подход с точки зрения… искусства. Красота спасет мир! Вспоминается один исторический эпизод. Когда Лютер протестовал против индульгенций и переводил Библию, чтобы она, типа, наконец-то была понятна народу, хотя бы немцам, из Рима ему возражали, что деньги, собранные от индульгенций, идут на финансирование Сикстинской капеллы, которая сделает Библию понятной всем народам!

Искусство – это язык, понятный всем без исключения, понятный без языка. Мы смотрим картины, скульптуру, архитектуру, слушаем музыку. Это универсальный объединитель. Даже языковые искусства, пусть при переводе они и теряют, все равно как бы синтетичны. Вспомним Вагнера, который хотел сделать оперу таким языком для всех немцев и всей Европы и мира. Причем и саму оперу он мыслил как единство всех искусств. С тех времен искусства значительно продвинулись, например сейчас синтетическое произведение искусства будет интерактивным. Чтоб оно вовлекало в себя зрителя как исполнителя, участника шоу, а не пассивного объекта. Такое искусство – это, например, игра. Скажем, компьютерная. Игра, в которую играет весь мир и что-то там строит – какой-то мир, какую-то «цивилизацию», какую-то сагу.

И вот я думаю, может, не дураки были древние греки, вот так же сидя у условного Ликурга. Они ведь тоже имели дело, возможно, не просто с отдельными богами, а со сложившейся универсальной религией каждого бога. Кто нам сказал, что Посейдон – это просто бог моря? Да это мы знаем уже из постгесиодовской и постликурговской реформы – что он бог моря! Частный бог – брат Зевса. А может, была целая религия универсальная – «посейдонизм»? Со всеми нимфами и прочими там малыми божествами и верховными атрибутами? И, может, эта религия была такой универсальной, что ни в чем не нуждалась? А кто сказал, что так же не было с другими богами, которых превратили в частных в результате той самой ликурговской реформы?

А. Б. Продолжая твою мысль, легко представить себе фантастическую ситуацию, что сейчас бы Землю завоевал какой-то очень могущественный завоеватель, великий настолько, что мог бы силой навязать какую-то универсальную религию, в которой был бы Саваоф – главный бог-громовержец, а Аллах, например, – его младший брат, который покровительствует путешественникам, а Яхве – еще один брат, который покровительствует отдельно торговцам. А еще Будда – сын, который покровительствует врачам. Или еще что-то в этом роде.

И пойди и расскажи через 3000 лет далеким потомкам, что изначально были самостоятельные религии с отдельными богами! Засмеют!

О. М. В любом случае художественный эпос, сага, поэма стали настоящей религией греков, тем, что объединило Элладу. В нашем же мире это должна быть не голливудская сага, прокатанная по всем экранам. А именно игра, чтобы был интерактив. И игра, скорее всего, на противостояние ЧУЖОМУ. То есть нечто атакует Землю, а мы, все земляне, неважно какой религии, все племена и народы внутри этой игры, отбиваем атаки, совершаем подвиги, соревнуемся друг перед другом в героизме и изобретательстве и, наконец-то, одерживаем победу, которая должна даться очень нелегко, через ряд отступлений и локальных поражений, так, чтобы все висело на волоске и чтобы это реально касалось бытия людей, чтобы на кону в этой игре что-то серьезное стояло.

Всемирно-историческую идеологию надо изначально делать на уровне воображения. Эта проблема, которая стоит еще со времен Канта. Кант в первом издании «Критики чистого разума» пришел к тому, что два источника познания, которые тысячелетиями знала вся философия, а именно рассудок и чувства, на самом деле несамостоятельны и укоренены в воображении. Грубо говоря, именно наше воображение диктует нам, что мы видим, слышим, обоняем, что мы считаем чувственным фактом, а что мы не замечаем. И именно воображение диктует нам, как мы рассуждаем, какие причины ищем и какие связи и аргументы выстраиваем. Кант сам удивился этому открытию и во втором издании «Критики чистого разума» отступил от него. Но мы-то не такие робкие!