Рахамим Эмануилов - Террор во имя веры: религия и политическое насилие

«Эта религия, – писал Кутб об исламе, – не пытается искать ответа на практические запросы в абстрактных теориях, но и не прибегает в разных жизненных ситуациях к одним и тем же, неизменным приемам. Те, кто рассуждает о системе религиозного джихада, ссылаясь на строки Священного Корана, не учитывают этой особенности. Они не отдают себе отчета в том, что разные ступени развития джихада имели разную природу и суть, и не осознают, что и различные стихи Корана относятся к разным стадиям этого движения. Потому подобные знатоки рассуждают о системе исламского джихада весьма неуклюже, смешивая разные уровни его развития и тем самым искажая самую сущность понятия “джихад”» [55]. Ему вторил лидер «Аль-Каиды» Усама бен Ладен: «Сражение – часть нашей религии и нашего шариата. Те, кто любит Бога, и пророка, и эту религию, не могут отрицать части этой религии… Всякий, кто отрицает самый малый принцип религии, совершает тягчайший грех в исламе» [56].

Другой комплекс представлений о соотношении террористического насилия и исламского учения исходит, наоборот, от людей, негативно или критично настроенных к исламской религии и утверждающих, что ислам и терроризм – если и не синонимы, то тесно связанные друг с другом феномены. Так, британско-американский современный историк-востоковед Бернард Льюис считает, что понятие «исламский терроризм» заслуживает права на жизнь, мотивируя это тем, что ислам имеет, по существу, политический характер с самого его основания и до нынешнего дня [57]. В то же время, справедливости ради, заметим, что тот же Бернард Льюис в своей последней книге «Ислам: религия и люди» указывает на то, что в исламской традиции нет свидетельств использования терроризма, что «мусульманам предписывалось не убивать женщин, детей или стариков, ни подвергать пыткам и дурному обращению пленников», что появление нынераспространившейся практике суицидального терроризма – это следствие ХХ века и что мусульманская терпимость к инаковерующим была гораздо лучше, чем у христиан до подъема секуляризма в XVII веке [58].

Согласно мнению части авторов, действия террористов предопределены всей логикой ислама, а то, что мы видим сейчас, – проявление глобального противостояния исламской цивилизации и христианско-иудейской цивилизации. Такого взгляда придерживаются авторы прежде всего на Западе (в самом широком понимании этого слова, в том числе и в России). «Самые опасные столкновения в будущем, скорее всего, будут происходить из-за заносчивости Запада, нетерпимости ислама и сионской самоуверенности», – прогнозировал в своем знаменитом труде апологет идеи «столкновения цивилизаций» С. Хантингтон, утверждающий, что «основная проблема Запада – вовсе не исламский фундаментализм», а «ислам, иная цивилизация, народы которой убеждены в превосходстве своей культуры и которых терзает мысль о неполноценности их могущества» [59]. При этом тот же Хантингтон, рассуждающий о «предрасположенности мусульман к насилию в конфликтах», без тени сомнений утверждает, что «на какой бы периметр ислама не взглянуть, мусульмане никак не могут ужиться со своими соседями» [60].

Попытки изобразить противостояние исламистского терроризма и мирового сообщества как проявление «столкновения цивилизаций», столкновения исламского мира и Запада – при всей их соблазнительности и даже некоторой на первый взгляд логичности – не выдерживают критики, будучи опровергнуты самой жизнью. Эта тема, как уже говорилось, пользуется особенной популярностью в двух, казалось бы, совершенно непримиримых лагерях – в джихадистской среде и среди явных или латентных исламофобов на Западе. В реальной истории, в реальной политике существует масса примеров того, как вполне осязаемые политические и экономические интересы берут верх над межконфессиональными и межцивилизационными различиями, которые, несомненно, существуют и зачастую служат причинами конфликтов (однако не имеют при этом фатального характера). Так, один из излюбленных мотивов в пропаганде современных салафито-джихадистов – изображение войны в Ираке как акта агрессии «крестоносцев и сионистов» против исламского государства. Несомненно, действия США в отношении Ирака по меньшей мере сомнительны с моральной точки зрения, не говоря уж о соответствии их нормам международного права. При этом из вида совершенно выпускается то обстоятельство, что к 2003 г. Ирак возглавлялся вполне секулярным режимом Саддама Хусейна и светской панарабской партией «Баас», у истоков которой стоял араб-христианин Мишель Афляк. Далее, те, кто говорит о примере Ирака как об эпизоде противостояния по линии ислам – Запад, не замечают или не хотят замечать того, что далеко не все страны Запада, включая традиционных евроатлантических союзников США, поддержали американскую агрессию против Ирака. Достаточно вспомнить ту дипломатическую активность, которую развернули против планов Белого дома вторгнуться в Ирак такие страны, как Франция, Германия, Бельгия, не говоря уж о России. Вдобавок нельзя не заметить мощного антивоенного протестного движения, развернувшегося в странах, принявших участие во вторжении в Ирак. Наконец, не следует забывать, что террористическое насилие, практикуемое джихадистами в Ираке, обращено в первую очередь не против военнослужащих возглавляемой американцами коалиции, а главным образом против иракских же мусульман. О какой войне между Западом и исламом может идти речь в иракском случае? То же самое можно сказать и о многих других конфликтах, происходящих в мире, куда вовлечены представители различных религий, культур и государств, но которые в реальности имеют мало отношения к глобальному межцивилизационному противостоянию.

Некоторые западные авторы заходят настолько далеко, что фактически открыто обвиняют ислам как таковой в деяниях выступающих под его флагом экстремистов и террористов. По логике таких авторов, как Роберт Спенсер, современные исламисты, агитирующие за глобальный джихад, не извращают сущность ислама (в чем джихадистов обвиняют сторонники умеренного ислама), а напротив, выражают ее [61]. Названия частей его книги «Неполиткорректный путеводитель по исламу» носят безапелляционный и откровенно провокационный характер: «Мухаммад: пророк войны», «Коран: книга войны», «Ислам: религия войны», «Ислам: религия нетерпимости» и далее в том же духе. Свои выводы и теории подобные авторы строят на следующем фундаменте: пророк Мухаммад не учил своих последователей миру и терпимости, зато возглавлял армии и приказывал убивать его врагов, причем Мухаммад учил тому, что нет ничего лучше и более священного, нежели военный джихад; Коран велит мусульманам вести войну против иудеев и христиан (при этом не берутся во внимание коранические суры, в которых содержится призыв к миру и терпимости); войны, которые вели мусульмане времен Мухаммада, были не оборонительными, а наступательными, а то, что называется сегодня «исламским миром», возникло в результате серии жестоких завоеваний земель, населенных немусульманами.