Леонид Кукушкин - История православия

Содержание «Слова о полку Игореве» известно большинству читателей, поскольку этот изумительный литературный памятник входил в школьные курсы. Время написания «Слова» известно достаточно точно – это конец XII в. В произведении описан поход новгород-северского князя Игоря против половцев, поражение русских и пленение возглавлявших войско князей. Автор «Слова» – гениальный писатель, поэтому вместо задуманной им повести об описанном в летописях военном походе мы имеем стилистически безупречную поэму, изобилующую тонкими метафорами и яркими поэтическими символами. Трудно преодолеть соблазн процитировать хотя бы небольшой отрывок; итак: «Вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмой путь преграждало, ночь стенаниями грозными птиц пробудила, свист звериный поднялся… А половцы непроторенными дорогами уже устремились к Дону великому: скрипят телеги в полуночи, словно лебеди встревоженные.

Игорь к Дону войско ведет. Уже гибели его ожидают птицы по дубравам, волки грозу навывают по яругам, орлы клекотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червленные щиты.

О Русская земля! Уже за холмом ты!

Долго темная ночь длилась. Заря свет зажгла, туман поля перекрыл, щекот соловьиный затих, галочий говор проснулся. Русичи широкие поля червленными щитами перегородили, ища себе чести, а князю – славы».

Для автора «Слова» неудачный поход Игоря Святославича стал поводом для глубоких рассуждений о судьбе Русской земли, ее истории и будущем. Довольно точно политический аспект поэмы уловил К. Маркс: «Суть поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монгольских полчищ». В «Слове» одновременно присутствуют элементы фольклора и изысканная литературная стилистика, причем эти разнородные компоненты органично переплетены, опять же «неслиянно и нераздельно».

Говоря о древнерусской духовной культуре домонгольского периода нельзя обойти религиозную поэзию; ее безымянные авторы обнаружили удивительное владение словом и высокий уровень образованности. Иногда это – переложение гимнов, молитв и проповедей таких корифеев Православия, как Иоанн Златоуст, Василий Великий, которые сами обладали незаурядным поэтическим даром, иногда стихи вполне оригинальные. О знаменитой «Голубиной книге», содержание которой представляет собой ответы наживотрепещущие проблемы христианской веры, уже говорилось выше. Здесь для иллюстрации приведем два коротких стиха из сборников П. Киреевского и Кирши Данилова – «Плач земли» и «Стих о смерти».

«Плач земли»: «Растужилась, расплакалась матушка сыра земля/ Перед Господом Богом:/ «Тяжел-то мне, тяжел, Господи, вольный свет!/ Тяжеле – много грешников, боле беззаконников!»/ Речет же Сам Господь сырой земле:/ «Потерпи же ты, матушка сыра земля!/ Потерпи же ты несколько времечка, сыра земля!/ Не придут ли рабы грешные к Самому Богу/ С чистым покаянием?/ Ежели придут, прибавлю я им света вольного,/ Царство небесное;/ Ежели не придут ко Мне, к Богу,/ Убавлю я им свету вольного,/ Прибавлю я им муки вечныя,/ Поморю я их голодом голодным!»

Дмитрий Солунский. Мозаика Михайловского Золотоверхого собора. XII в.

Вообще, размышления о неизбежной смерти, загробных муках и страшном суде, по утверждению В. Зеньковского, представляют собой «основную точку во всех религиозных и философских построениях русских людей, охраняя их от смешения правды земной и правды небесной, стихий человеческой и божественной». Вот «Стих о смерти»: «Заведу я компанью,/ Я гуляю, веселюся,/ И никого я не боюся./ Я не чую скорой смерти./ Подскочила скора смерть,/ Как упал, словно с травы цвет./ Вы прощайте, друзья, братья,/ Все товарищи мои./ Не приду я боле к вам в компанью/ И не буду боле с вами советати./ Ничто да моей душе да не пособит/ И ничто моей душе да не поможет —/ Ни имение, ни богачество,/ Ни гордость-высокоумие./ Только душе пособит,/ Только ей поможет/ Тайная милостыня,/ Да ночные земные поклоны».

Говоря о древнерусской литературе, нельзя не обратить внимание на странный факт – такой литературный шедевр, как «Слово о полку Игореве», дошел до конца XVIII в. в единственном списке, да и тот с трудом был обнаружен, а литература агиографическая, житийная во все времена, с момента принятия христианства на Руси, читалась не только в монастырях, церквах, но и в домах образованных россиян. Поэтому списков с рассказами о подвигах святых сохранилось множество, хотя их художественный уровень часто невысок, а к исторической достоверности этих произведений следует относиться с большой осторожностью, как в свое время блестяще продемонстрировал Ключевский. Невостребованностью замечательных памятников древнерусской литературы, таких как «Слово о полку Игореве» или «Задонщины», можно объяснить слабое развитие этой важнейшей области духовного творчества с конца XIII в. вплоть до середины XVIII в. Затем последовал небывалый всплеск, сделавший русскую литературу XIX в. одной из величайших мировых литератур.

3. Агиографию рассматриваемого периода естественно было бы начать с житий свв. равноапостольных Ольги и Владимира, но о них уже говорилось достаточно. Поэтому, как принято во многих трудах о Русских святых, начнем с рассказа о первых святых, канонизированных русской Церковью, братьях-страстотерпцах – Борисе и Глебе. Свв. Борис и Глеб были также первыми на Руси молитвенниками «за новые люди христианские», первыми русскими чудотворцами. Житийная литература о Борисе и Глебе огромна; чтение этих произведений, начиная с первых летописей монаха Иакова и Нестора-летописца, почти современников страстотерпцев, всегда было любимым занятием грамотных россиян.

Борис и Глеб были любимыми сыновьями св. Владимира; их мать – христианка родом из Болгарии (правда, некоторые летописи называют матерью Глеба греческую царевну Анну). При крещении Борис был наречен

Романом, а Глеб – Давидом. С детских лет братья были неразлучны; характер у них был мягкий, склонный к религиозности. Старший Борис, рано пристрастившийся к чтению душеспасительных книг, читал их Глебу, при этом оба обливались слезами, когда речь шла о добровольной мученической смерти первохристиан. Преподобный Нестор так описывает их юность: «Много было сынов у Владимира, но между ними, как две светлые звезды посреди ночи, сияли Борис и Глеб. Благоверный князь отпустил всех своих сынов – каждого в его удел. Но Бориса и Глеба удержал при себе. Потому что они были еще юны, особенно Глеб. Блаженный Борис, будучи уже в разуме и исполненный благодати Божей, брал книги и читал, он был научен грамоте. Читал жития и мучения святых и, молясь со слезами, говорил: «Владыко мой, Иисусе Христе! Сподоби меня, как одного из сих святых, и даруй мне по стопам их ходить; Господи Боже мой, да не вознесется мысль моя суетой мира сего, но просвети сердце мое на уразумение Твоих заповедей и даруй мне дар, какой даровал Ты от века угодникам Твоим…» Когда он молился таким образом непрестанно, св. Глеб слушал его, сидя, и не отлучался от блаженного Бориса, но с ним пребывал день и ночь, слушая его. Был же Глеб юн телом, но стар умом, много подавал милостыни нищим, вдовицам и сиротам… И любил их отец, видя на них благодать Божью». Когда братья выросли, Владимир дал им уделы: Борис получил сперва Муром, а затем Ростов Великий; Глеб после Бориса получил Муром.