Леонид Кукушкин - История православия

Грандиозные планы Юстиниана – расширить владения Византии до прежних границ Римской империи, вернуть империи былое могущество и величие и распространить во всех ее пределах православную веру – для своей реализации требовали огромных средств, которыми казна не располагала. Поэтому уже в 527 г., т. е. сразу после восшествия на престол, Юстиниан ввел закон: «Будет справедливо тех, кто почитает не истинного Бога, язычников и еретиков, лишить мирских благ, дабы погибали они в нищете». Начались жестокие конфискации, резко повысились налоги, все это позволило собрать необходимую сумму для первоначальных завоевательных войн и для строительства церквей. Но это же вызвало и резкое недовольство всех слоев населения; для борьбы с властью объединились ранее враждовавшие партии «голубых», склонных к монофизитству, и православных «зеленых». Все началось с неудачной казни зачинщиков уличных беспорядков в столице – то обрывалась веревка, то ломалась виселица. Толпа, увидевшая в этом знамение, обличавшее власть, освободила преступников и двинулась по городу, круша, грабя и поджигая все на своем пути. Пострадали прежде всего богатые кварталы, были разрушены многие известные сооружения, сгорели построенный Константином Великим храм Св. Софии и находящиеся поблизости царские дворцы.

На пятый день был избран новый царь – племянник императора Анастасия Ипатий, от этой чести всячески отказывавшийся. Армия и полиция склонялись на сторону мятежников. Юстиниан собрался бежать, и для этого уже были подготовлены суда. Но тут вмешалась Феодора; по свидетельству Прокопия, она сказала императору: «Лишним было бы теперь рассуждать о том, что женщине неприлично быть отважнее мужчин, которые находятся в нерешительности. По-моему, бегство теперь для нас невыгодно, хотя бы оно и вело к спасению жизни. Тому, кто пришел на свет, нельзя не умереть; но тому, кто царствовал, скитаться изгнанником невыносимо. Не дай мне Бог лишиться этой багряницы и дожить до дня, в который встречающиеся со мной не будут приветствовать меня царицею. Итак, государь, если хочешь спасти себя бегством, это нетрудно. Но смотри, чтобы после, когда ты будешь спасен, не пришлось тебе предпочесть смерть такому спасению. Что до меня, так я остаюсь. Мне по душе старинные слова: царский пурпур – лучший саван».

Мужество Феодоры заставило императора отказаться от бегства и попытаться подавить мятеж с помощью дружины Велизария и отряда германских наемников, преданных законной власти. О подавлении бунта Прокопий пишет: «Толпы народа, не ожидавшие нападения и не составлявшие строя, видя, что покрытые латами воины, заслужившие великую славу храбростью и опытностью, поражали всех подряд без пощады, с громким криком обратились в бегство. Но тут их встретил отряд наемников; победа была полная, убито великое множество народу. Полагают, что тогда погибло более 30 тысяч человек. Ипатий и Помпей были схвачены и убиты, имущество их, как и других сенаторов, к ним приставших, отписано в казну». Этой победой над бунтовщиками Юстиниан положил конец притязаниям городских сословий и установил в империи эру абсолютной царской власти.

Своего прекрасного историка эпоха Юстиниана имела в лице Прокопия Кесарийского. Его «История войн» в восьми книгах – о персидской войне, о войне с вандалами в Северной Африке и о войне с готами, преимущественно в Италии, участником которой Прокопий был как советник полководца Велизария, а также сочинения «О постройках», где подробно рассказано о множестве грандиозных сооружений, церковных и гражданских, на которые император не жалел средств, – панегирик Юстиниану и Феодоре и их ближайшим сподвижникам.

Церковь Панагии Дросианни. Наксос. IX в.

В предисловии к «Постройкам» Прокопий пишет: «Как рассказал я в книгах о войнах, Юстиниан возвеличил и прославил колебавшуюся империю; он отовсюду прогнал варваров, которые издавна творили насилие в ромэйских областях. Некогда превозносили Фемистокла за то, что он расширил город, а Юстиниан приобретал целые государства. Расширив империю новыми владениями, он построил бесчисленное множество городов. Нашедши в империи разные вероучения и мнения, он уничтожил пути, приводившие к заблуждениям и утвердил веру на твердых основаниях. Дав новые законы, он выказывал милость к преступникам, благотворил бедным, благодетельствовал несчастным и всем этим создал в государстве порядок и благополучие. Империю, открытую со всех сторон набегам варваров, он обезопасил постройкой крепостей и сильными гарнизонами на окраинах».

Строил Юстиниан действительно много, по всей империи выросли великолепные церковные и гражданские сооружения. После пожаров во время «Ники» он отстроил центр Константинополя и на месте сгоревшего храма Св. Софии воздвиг крупнейшую церковь христианского мира, сохранившуюся до нашего времени, правда, впоследствии достаточно безвкусно переделанную турками в мечеть. Много храмов построил Юстиниан в святых местах: в Иерусалиме он расширил и украсил храм Гроба Господня и на юго-западном склоне горы Сион соорудил грандиозный «новый храм Пресвятой Богородицы», остатки которого, поражающие воображение, были обнаружены археологами уже в наше время.

В «Божественной комедии» Данте поместил Юстиниана на второе небо Рая среди великих честолюбцев, вложив в его уста такую самохарактеристику: «С тех пор как взмыл, послушный Константину, Орел противу звезд…/ Господня птица двести с лишним лет/ На рубеже Европы пребывала,/ Близ гор, с которых облетела свет;/ И тень священных крыл распростирала/ На мир, который был во власть ей дан,/ И там, из длани в длань к моей ниспала./ Был кесарь я, теперь – Юстиниан;/ Я, первою любовью вдохновленный,/ В законах всякий устранил изъян./ Я верил, в труд еще не погруженный,/ Что естество в Христе одно, не два,/ Такою верою удовлетворенный./ Но Агапий, всех пастырей глава,/ Мне свой урок преподал благодатный/ В той вере, что единственно права./ Я внял ему; теперь мне так понятны/ Его слова, как твоему уму/ В противоречье ложь и правда внятны./ Я стал ступать, как Церковь; потому/ И Бог меня отметил, мне внушая/ Высокий труд; я предался Ему,/ Оружье Велисарию вверяя,/ Которого Господь в боях вознес,/ От ратных дел меня освобождая».

В качестве комментария к этим дантовским словам следует сказать, что в начале 536 г. папа Агапий I приехал в Константинополь, чтобы уговорить Юстиниана прекратить разрушительную войну в Италии; там он провел беседы с императором на богословские темы, разъяснив ему Халкидонский символ.