Джеффри Ричелсон - Шпионы ХХ века: от царской охранки до ЦРУ и КГБ

Участь [Японии] неизбежна: схлестнуться с СССР рано или поздно… чем раньше начнется советско-японская война, тем лучше для нас. Мы должны понимать, что с каждым днем ситуация все больше склоняется в пользу СССР. Короче говоря, я надеюсь, что власти наконец-то решатся на молниеносную войну с Советским Союзом и поведут соответствующую политику.

В сентябре 1931 года Советы рассматривали Маньчжурский инцидент как возможную прелюдию нападения на Советский Союз, призывы к которому прозвучали в марте. Еще одна перехваченная телеграмма содержала комментарий японского посла в Москве, прибывшего с визитом к японскому генералу, еще больше встревожив Москву:

Отложим в сторону вопрос о том, следует ли Японии вступать в войну против Советского Союза или нет, необходимо перейти к жесткой политике в отношении Советского Союза, с решимостью сразиться с СССР, как только понадобится. Однако целью должна быть не оборона против коммунизма, а скорее оккупация Восточной Сибири.

К зиме 1931/32 года советские вожди настолько испугались японской агрессии, что, даже осознавая, как пагубно это может сказаться на работе советской разведки, решились опубликовать расшифрованные японские депеши. В марте 1932 года Москва провозгласила: "Мы располагаем документами, полученными от высокопоставленных японских кругов в Японии и содержащими планы нападения на СССР и захвата его территории". "Известия" опубликовала выдержки из расшифрованных японских телеграмм, обнародовав просьбу военного атташе о "молниеносной войне" и призыв посла к японской оккупации Сибири.

В середине тридцатых годов совместное радиоразведывательное подразделение снова предоставило ценные сведения, позволив отслеживать длительные переговоры в Берлине между генералом Хироши Ошима, японским военным атташе (а позднее послом), и Иоахимом фон Риббентропом, окончившиеся в ноябре 1936 года анти-коминтерновским пактом между их державами. И снова разведка опиралась в основном на агентурные материалы. Летом 1936 года берлинский агент, находившийся под началом резидента НКВД в Нидерландах, Вальтер Кривицкий, получил доступ к шифровальным книгам японского посольства, а также к их документам по германо-японским переговорам. После этого, по словам Кри-вицкого, "вся переписка между генералом Ошима и Токио регулярно проходила через наши руки". Дополнительным источником сведений была переписка между Токио и японским посольством в Москве, расшифрованная совместным разведотделом.

В результате подобной деятельности Сталин и прочее высшее советское руководство знали, что антикоминтерновский пакт более обширен, чем опубликованная его версия, просто предусматривавшая обмен сведениями о деятельности Коминтерна и сотрудничество в превентивных мерах. Им было известно, что в секретном протоколе оговорено, что, если либо Германия, либо Япония станет жертвой "неспровоцированной [советской] агрессии или угрозы агрессии", обе державы немедленно договорятся о соответствующей реакции, и ни одна из них не предпримет никаких действий, чтобы "облегчить положение СССР".

Советы также добились выдающихся успехов в вербовке агентов — в том числе шпионов, чья величайшая ценность сказалась во время первого десятилетия холодной войны. Генерал Берзинь снова сыграл ключевую роль, приспособив методы, разработанные ЧК/ГПУ/ОГПУ в двадцатых годах для инфильтрации в иммигрантские группы белогвардейцев, к новым объектам — бюрократическим аппаратам иностранных правительств, в том числе их разведслужбам. И хотя тридцатые годы начались с того, что белогвардейцы и троцкистские группировки были высшим приоритетом иностранного отдела ОГПУ (ИНО), Берзинь настоял на том, чтобы сбору иностранных разведданных уделяли более пристальное внимание, и эту позицию вскоре приняло ОГПУ/ГУГБ.

Наиболее успешным нелегалом Берзиня был немец Рихард Зорге. Зорге, родившийся в 1895 году на Кавказе, посещал школу в Берлине, был ранен во время Первой мировой войны, разруха развеяла его иллюзии, и он присоединился к революционному крылу рабочего движения. Успехи большевиков в России убедили его "поддерживать движение не только теоретически, но и стать реальным его участником".

После войны он получил степень доктора философии в политических науках в Гамбургском университете. В конце 1924 года Зорге перебрался в Москву, где вскоре получил советское гражданство и начал работать на отдел международных связей (ОМС) Коммунистического интернационала. С 1927 по 1929 год его посылали с рядом политических разведывательных миссий в Германию и, возможно, в Англию и Скандинавию.

В 1929 году Берзинь завербовал Зорге в 4-й отдел и отправил его в Шанхай, чтобы тот сплотил и расширил китайскую агентурную сеть отдела. Там он завербовал Хоцуми Озаки — японского журналиста, ставшего его самым ценным информатором. Озаки, юный идеалистический марксист из богатой семьи, располагавшей великолепными связями с японским правительством, был идеальным агентом. Когда Зорге вернулся в Москву, Берзинь лично похвалил его за его достижения в Китае. Следующей остановкой Зорге стал Токио, но сначала он провел несколько месяцев в Германии, чтобы утвердить легенду о работе в качестве журналиста и стать истинным членом нацистской партии. Зорге добился таких успехов, что его прощальный банкет в Берлине посетил шеф пропаганды доктор Йозеф Геббельс.

Когда Зорге прибыл в Токио, Сталин все еще боялся японской агрессии. Вторгшись в Маньчжурию, Япония захватила контроль над длинным сухопутным отрезком границы с Советским Союзом. В итоге Зорге была дана инструкция "весьма внимательно изучить вопрос о том, планирует Япония нападение на СССР или нет". После своего ареста в 1941 году Зорге написал, что "это было наиболее ответственное за многие годы задание, порученное мне и моей группе, но было бы большой ошибкой назвать его единственной целью моей миссии в Японии…".

Зорге пользовался немецким посольством в своих разведывательных операциях весьма основательно, втеревшись в доверие вскоре по прибытии. Наиболее важным и близким контактом в посольстве у Зорге был полковник Ойген Отт, военный атташе с 1934 года, и его жена, одна из множества половых партнерш Зорге. Благодаря Отту Зорге получил доступ к изрядному объему сведений о японских вооруженных силах, которые Отт передавал в Берлин вместе с многочисленными документами по поводу немецкой политики на Дальнем Востоке. Начиная с апреля 1938 года, когда Отт стал послом, они с Зорге каждое утро вместе завтракали, Зорге вкратце посвящал его в японские дела и даже готовил ему наброски некоторых донесений в Берлин.

А тем временем Озаки получил более широкий доступ к внутренней информации касательно японской политики, став советником принца Конноё, ведущего японского государственного деятеля. К концу 1935 года он мог поставлять Зорге фотокопии плановых документов на 1936 год, указывавших, что Япония вряд ли сможет в ближайшее время напасть на Россию.