Виктор Баныкин - Рассказы о Чапаеве

В сапоги ему насыпался снег, и промокшие ноги зябли. Вскоре выбрались на поляну.

- Я беру с собой двоих. Ты пойдёшь, - кивнул Семён на Ягодкина, - и ты, Дубенков. А вы тут с конями. Через час, поди, вернёмся.

Ягодкин и Дубенков приблизились к командиру.

- За рощей секрет противника. Одного беляка захватим с собой. Вязать буду я, - сказал Кузнецов.

Шли насторожённо, пригибаясь к земле, потом долго ползли...

Приподняв голову, Кузнецов прислушался. За деревом, в лощине, тихо переговаривались. "Значит, тут", - решил он и прополз немного вперёд, раздвигая кусты.

В лощине, защищённые от ветра, сидели три солдата в башлыках.

Командир оглянулся назад и знаками приказал товарищам ползти в обход.

На вражеский секрет напали внезапно.

Перепуганный солдат со связанными руками и кляпом во рту глупо смотрел на чапаевцев.

- А мы думали, не случилось ли что, - обрадованно улыбнулся один из бойцов, когда Кузнецов и сопровождавшие его Дубенков и Ягодкин возвратились на поляну. - Год будто прошёл, а вас всё нет.

Солдата посадили на свободную лошадь, привязали к седлу и тронулись в путь. Все были довольны, хотя и сильно озябли.

Вдруг Кузнецов остановил коня.

- Я саблю потерял, - сказал он дрогнувшим голосом. - Отстегнулась, должно.

- Потерял? - переспросил кто-то.

- Как же быть? Делать что, ребята?

Лошади переминались с ноги на ногу, чуть позванивая подковами о лёд. Порывом налетал недобрый ветер.

- Может, вернёмся? - неуверенно проговорил Васька Ягодкин.

Семён не ответил.

"Что делать?.. - И ему представилось: вот подходит Чапаев, внимательно оглядывает его и спрашивает: "А где у тебя сабля? Что-то не видно её, Семён?" - Что я тогда отвечу?.."

Подняв на дыбы коня, Кузнецов крикнул:

- Езжайте, догоню!

И пропал в темноте.

Несколько минут бойцы не трогались с места и, сдерживая лошадей, всё оглядывались назад.

Наконец Дубенков шагом пустил коня, и за ним тронулись остальные.

- А вдруг не вернётся, а? - поравнявшись с Дубенковым, промолвил Ягодкин.

- Чего зря гадать? - обозлённо прокричал Дубенков и отвернулся.

* * *

Наутро бригада заняла станицу Сломихинскую, отбросив белых за Чижинские озёра.

Мартовское солнце обогрело землю. С крыш падала звонкая капель, и воробьи бойко чирикали на кустах акаций.

Чапаев въезжал в станицу, окружённый командирами, бойцами. Радовались победе. В весеннем воздухе плыла песня.

К Чапаеву подъехал командир эскадрона Зайцев.

- Василий Иваныч, Семёна Кузнецова, взводного, убили, - глухо сказал он.

- Кузнецова? - переспросил Чапаев и остановил коня.

- В лесу нашли. Вниз лицом в крови лежал. А под ним сабля... Та, что ты ему подарил. Он там вон, в избе. - Зайцев указал на низенькую избёнку с заткнутым подушкой окном.

Чапаев свернул с дороги. За ним молча ехал Зайцев. Они слезли с коней и вошли в избу.

В переднем углу на столе лежал Кузнецов. Большие жилистые руки его были сложены на груди, ноги покрыты красным цветастым полушалком. А сбоку лежала сабля. Убранные в серебро ножны и эфес тускло блестели.

- Семён, поехал зачем? - Зайцев посмотрел покойнику в лицо и вздохнул.

- Осиновку брали, помнишь? - тихо сказал Василий Иванович, обращаясь к Зайцеву. - Кузнецов тогда с пятью бойцами обоз неприятеля захватил. Две с половиной сотни подвод. Храбрец! Подскакал я к нему и саблю...

Замолчал, опустил на грудь голову. Ступая на носки, точно боясь нарушить покой разведчика, подошёл к изголовью.

Лицо Кузнецова было страшно в своём окаменелом спокойствии с поблёскивающими из-под ресниц глазами - словно бы чуть косящими.

Чапаев долго не отрывал взгляда от его лица. Потом как-то деревянно нагнулся, поцеловал разведчика в лоб и направился к выходу.

- Товарищ Чапаев... Василий Иваныч, - окликнул Зайцев. - Саблю куда прикажешь девать?

- Саблю? - Чапаев оглянулся. У него нахмурились брови и задрожали тонкие губы. - Саблю, говоришь?.. Похоронить Кузнецова с почестями. Он жизни молодой не жалел в борьбе с врагами революции. И всегда как зеницу ока берёг своё оружие... Приказываю саблю положить вместе с разведчиком!

Не оглядываясь, Василий Иванович поспешно вышел на улицу.

В РАЗВЕДКУ

Уже с утра нещадно палило солнце, и казалось, что знойному июньскому дню совсем не будет конца. Но в полдень голубеющее небо вдруг заволокло огромной чёрной тучей, подул холодный ветер, и на землю ливнем обрушился мутный дождь.

И хотя минут через сорок туча ушла на восток и опять появилось солнце, всё же воздух посвежел и дышать стало легче.

От земли, от соломенных крыш изб и конюшен поднимался лёгкий пряный парок, а из соседней с Красным Яром рощицы тянуло запахом спеющей земляники.

Над рекой Белой серебрился туман.

Широкая, просторная площадь села, обычно безлюдная и тихая, была заполнена подводами, тачанками и снующими в разные стороны бойцами. Отсюда 25-я дивизия собиралась штурмовать Уфу - последнюю твердыню Колчака.

Обороне Уфы и Белой Колчак придавал огромное значение. Враг стянул сюда все свои силы. Правый берег реки был сильно укреплён колчаковцами.

Командующий армиями Южной группы Восточного фронта Михаил Васильевич Фрунзе отдал приказ о занятии Уфы. Для штурма реки Белой были созданы две ударные группы. В одну из них входила 25-я Чапаевская дивизия.

На площадь вышел Чапаев. Оглядевшись вокруг, он направился в сторону приземистой кирпичной церкви. Там должен был начаться митинг Пугачёвского полка.

Неделю назад погиб комиссар полка Волков. А случилось это так. Во время ожесточённого боя с белоказаками был тяжело ранен командир роты. Приняв на себя командование, Волков повёл чапаевцев в штыковую атаку. Врага смяли и выбили с выгодных позиций. В этом-то бою и погиб смелый комиссар.

Вместо Волкова в полк прислали молодого самарского рабочего Бурматова. Комиссар дивизии Фурманов хорошо отзывался о Бурматове, работавшем до этого в политотделе соседней дивизии. Но в эту неделю Василий Иванович лишь два раза виделся с новым комиссаром Пугачёвского полка и теперь очень жалел, что так мало успел его узнать.

"Операция предстоит не из лёгких, - думал Василий Иванович, ускоряя шаг. - Белые все свои силы стянули к Уфе. Но нынче ночью наша разведка будет на том берегу... Сошёлся ли Бурматов с народом? Подготовил ли бойцов к сражению?"

Когда Чапаев подошёл к церкви, митинг уже начался. Стараясь быть незамеченным, Василий Иванович остановился позади бойцов.

На белых каменных плитах церковного крыльца стоял Бурматов. Это был рослый молодой человек с открытым загорелым лицом и большими, сильными руками молотобойца.

- Товарищи красноармейцы! - громко говорил комиссар, в волнении сжимая в руке свёрнутую трубкой ученическую тетрадь. - Предстоят решающие бои. Но чапаевцы всегда были храбрыми и смелыми. Чапаевцы всегда громили белопогонников. Они и на этот раз вдребезги разобьют потрёпанную армию Колчака!