Олег Гончаренко - Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920—1970 гг.

Распад русской колонии «Надежда» в Парагвае не привел к краху личных судеб колонистов лишь благодаря личной деятельности Беляева по устройству колонистов на службу. Всем вернувшимся в Асунсьон генерал выхлопотал у правительства квартиры, необходимые документы и помог найти работу. Конечно, это были небольшие должности, но при дешевизне парагвайской жизни прожить на такое жалование было можно.

Многие колонисты пошли в армию и с годами дослужились до высоких чинов. Так нашла свой конец, не воплотившись в жизнь, идея «патриотической эмиграции». Возможно, если бы Беляев уделил больше внимания «субъективному фактору», парагвайская колония сумела бы выжить.

В записках, оставленных генералом Беляевым, можно прочитать строки, граничащие с безнадежностью, но есть и другие, не допускавшие отчаяния, отказа от борьбы: «Памятником… остались тысячи русских интеллигентов, частью устроившихся в Парагвае или расселившихся по Аргентине, Уругваю, Бразилии, и двадцать тысяч крестьян, нашедших здесь спасение… не считая тысяч других, застрявших в иных краях. Поля, дома, хутора, скот — их тяжелый труд не пропал даром. И от этих людей я не слышал иного, кроме искреннего привета и благодарности».

Велик был вклад русских военных и их потомков и в культурную жизнь страны. При участии многих российских архитекторов в эмиграции был выстроена и сама парагвайская столица Асунсьон, а вклад русской военной эмиграции и их потомков в культуру этой страны оказался, как и во многих странах мира, весьма заметным, а порой и новаторским.

Дочь генерала Н.Ф. фон Эрна, Тала Николаевна фон Эрн, стала основательницей первой в стране балетной школы. Еврейская колония в Парагвае, созданная в основном иммигрантами из России, дала Парагваю таких крупных художников, как Ольга Блиндер, Бернардо Краснянский и Бернардо Измахович, ярко проявивших себя в парагвайской культуре. Наши соотечественники всегда щедро и открыто делились своими знаниями и опытом с гражданами Парагвая, оставляя в их жизни благотворный след.

1940 год в Европе, где уже бушевала Вторая мировая война, ознаменовался советско-финским военным конфликтом. С началом военных действий начальник РОВС генерал-лейтенант Алексей Петрович Архангельский обратился к фельдмаршалу Маннергейму с предложением о посылке русских добровольцев на советско-финляндский фронт. В контексте сложившихся обстоятельств генерал Архангельский видел участие РОВС в войне с большевиками естественным продолжением Гражданской войны, своего рода повторением событий 1918 года, когда финские красные противостояли финским белым.

В отличие от прежних лет, в 1940 году из плоскости национального противостояния эта борьба переместилась в сферу международного конфликта, в котором снова с одной стороны выступала Красная армия, а с другой — противостоящие ей финляндские национальные части и белые добровольцы.

Число русских добровольцев Архангельским прямо указано не было, так как было вполне очевидно, что значительных сил РОВС мобилизовать не мог, а участие и помощь Финляндии должны были выразиться, по мнению Архангельского, в направлении отдельных специалистов разного рода для работы в тылу Красной армии и поднятия восстаний в северо-западных районах СССР. Обращение к фельдмаршалу Маннергейму в полной мере отвечало общему желанию чинов Русского общевоинского союза принять участие в новом походе против советской власти, в полном соответствии с европейским чувством возмущения по случаю «агрессии СССР» против Финляндии.

Финансирование русских добровольцев, по мнению Архангельского, могло бы быть решено за счет пожертвований ряда общественных организаций европейских стран. Фельдмаршал Маннергейм ответил генералу, что в данном периоде войны он не видит возможности воспользоваться сделанным ему предложением, но высказался, что некоторые возможности для чинов русской военной эмиграции могут открыться в будущем.

Расплывчатость и неясность ответа несколько разочаровала Архангельского, так как еще до его получения РОВС стало известно, 410 финское правительство отдало распоряжение своим дипломатическим представителям за границей содействовать поступлению добровольцев в финскую армию. При этом он оно запретило принимать русских, проживающих в Финляндии, и лишь в январе 1940 года, ввиду угрожающего положения на фронте, они были мобилизованы. Руководство РОВС не учло скрытые мотивы отказа Маннергейма, на деле имевшего обычную антирусскую подоплеку. Так как в этой войне советская власть объявила войну не Финляндии и финскому народу, а выступила в поддержку созданного ею «народного правительства» Отто Куусинена против «белобандитов и клики Таннера — Маннергейма», начав борьбу «красных» против «белых», идеологически воспринимать вооруженный конфликт в данной трактовке финны не могли. Это грозило бы единству их нации, и внешняя война могла бы действительно перейти в войну гражданскую, гибельную для любого государства, а тем более столь малого, как Финляндия.

Маннергейму было необходимо сохранить полное единение народа, а это возможно, лишь ведя войну национально-освободительную, и в данном случае направленную против русских. На этих условиях самая крупная фракция сейма — социалисты — гарантировала правительству полную поддержку со стороны представляемых ею групп населения. Ведением войны национально-оборонительной против «русских» единство нации действительно было сохранено, и в стране возник огромный национальный подъём. В этих условиях участие русских, да ещё окрашенных в «белый» цвет, для Финляндии было недопустимо по политическим соображениям. Это не только внесло бы недоумение в стране, но и дало бы повод советской власти вести агитацию о «захватнических белогвардейских» планах финнов, «поддерживаемых русскими белогвардейцами».

При этом финны считали, что вред от такой агитации не может быть компенсирован незначительностью белогвардейских сил, пожелавших участвовать в войне с большевиками. Вместе с тем Маннергейм понимал, что длительная война с СССР грозит небольшой стране полным истощением и гибелью. К тому же представился случай использовать в этом конфликте русских против русских, основываясь на желании одной из сторон во чтобы это ни стало скрестить оружие со своим давним противником. Во второй половине февраля 1940 года, с появлением в Финляндии небольшого числа пленных красноармейцев, финское правительство решилось попытаться использовать их для организации пропаганды в тылу Красной армии и прочей подрывной деятельности.