Владимир Напольских - Введение в историческую уралистику

Освоение Сургутского Приобья и вытеснение оттуда селькупов позволило хантам, несмотря на давление с юга и с запада, сохраниться в качестве одного из самых многочисленных народов сибирского Севера. По переписи 1897 г. их численность превышала 16 тыс. человек.

Формальная христианизация хантов в XVIII веке не имела сколько-нибудь значительного влияния на культуру народа. Уже с этого времени, по-видимому, у хантов вырабатывается модель отношения к приходящим от русских новшествам, основой которой является последовательное их неприятие и более или менее активный протест: известны случаи, когда некрещёные ханты прекращали заключать браки со своими соплеменниками, принявшими крещение. Не случайным было участие северных хантов в мятеже ненцев Ваули Пиеттомина в 1839—1841 гг. (см. раздел о ненцах). После установления на землях хантов советской власти и создания в 1930 году Остяко-Вогульского (с 1940 года — Ханты-Мансийский) национального округа (при этом крайне северная группа хантов — обдорские оказались на территории соседнего — Ямало-Ненецкого округа) ханты оказали активное сопротивление действиям Советов, приводившим к печальным последствиям для этнического развития малых народов Сибири: ограблению под видом «раскулачивания» и коллективизации, преследованию и уничтожению шаманов и представителей родовой верхушки, осквернению священных мест, насильственному помещению детей в школы-интернаты в отрыве от семей и т. д. Наиболее значимым актом открытого протеста против политики властей было Казымское восстание хантов 1931—1934 годов, жестоко подавленное ОГПУ. Открытая борьба маленького народа с чудовищной машиной государственного террора была обречена на поражение, но пассивное сопротивление в той или иной мере продолжалось.

Страшный удар был нанесён по традиционному образу жизни хантов в 1960—1980‑е годы в ходе индустриального «освоения» природных богатств западносибирских недр: именно Среднее, прежде всего — Сургутское Приобье стало основной территорией развития нефте‑ и газодобычи в Западной Сибири, сопряжённого с варварским разрушением экологической системы, уничтожением природной основы существования хантыйского (да и любого другого) этноса. В разрушении экологического пространства сыграли роль и лесоразработки, и строительство дорог и нефтепродуктопроводов, и хищнический промышленный лов рыбы. Экономическая политика советской власти не просто не учитывала интересов местного населения, но прямо противоречила им. Вследствие притока нового населения в ходе индустриального освоения края аборигенные народы оказались в абсолютном меньшинстве на своих когда-то землях (народы Севера составляют 1,5% населения в Ханты-Мансийском и 6% в Ямало-Ненецком округе).

Не лучше обстояло дело и в социальной и культурной сфере: после принятия в 1957 г. постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по дальнейшему развитию экономики и культуры народностей Севера» началось массовое сселение жителей стойбищ и маленьких посёлков в крупные, практически насильственный перевод кочевников на оседлость, вследствие чего с конца 50‑х годов стала резко расти люмпенизация аборигенного населения, связанная с отрывом его от традиционных занятий и мест обитания. Ещё более страшным ударом по традиционной культуре северян стало введение в 60—70‑х годах обязательного восьмилетнего, а затем — среднего образования, что означало на деле насильственный отрыв детей от родителей (с перерывами на каникулы) с семи‑ до шестнадцатилетнего возраста и полную утерю молодым поколением традиционных культурных навыков и ценностей.

Не способствовало сохранению языка и традиционной культуры хантов и то обстоятельство, что в силу больших расхождений между хантыйскими диалектами (оцениваемых некоторыми лингвистами как самостоятельные языки) так и не удалось создать единой письменной нормы и единого литературного языка: учебная литература издавалась в разные периоды на обдорском, шурышкарском, казымском, среднеобском диалектах северного наречия и на ваховском и сургутском диалектах восточного наречия хантыйского языка. В настоящее время на шурышкарском (в Салехарде) и казымском (в Ханты-Мансийске) диалектах ведутся радиопередачи, печатаются периодически издания.

Все эти обстоятельства привели к печальным последствиям: общая численность хантов росла с 19,3 тыс. человек в 1959 году до 22,5 тысяч человек в 1989 году (11,8 тыс. в Ханты-Мансийском и 7,2 тыс. — в Ямало-Ненецком национальных округах), но темпы этого роста были ниже, чем средние темпы роста численности населения России. При этом хантыйский язык назвали в качестве родного в 1989 году лишь 13,6 тыс. хантов. Ассимиляция южных хантов практически завершена, большинство групп восточных хантов (за исключением, может быть, ваховских) также близки к этой черте, лишь северные ханты (шурышкарские, сынские, куноватские, казымские) имеют сегодня реальные шансы на сохранение своего языка и культуры.

Ненцы, энцы, нганасаны, селькупы и ныне исчезнувшие саянские самодийцы говорят (или говорили) на языках самодийской группы, образующих вместе с языками финно-угорской группы уральскую языковую семью. Названия самодийцы , самодийские языки , образованные от русской диалектной формы самодин (ед. ч.), самоди (множ. ч.), использовавшейся в особенности в русской речи нганасан и энцев в качестве самоназвания этих групп (см. раздел о нганасанах), начинает употребляться в русскоязычной литературе с 30‑х годов XX века в связи с повсеместной заменой старых русских названий народов России на новые, образованные от их самоназваний, вместо прозрачного по значению, с точки зрения русского языка, и потому кажущегося «обидным» слова самоеды (старое русское название ненцев — самого крупного самодийского народа, употреблявшееся и в качестве собирательного в качестве названия всех самодийских народов; этимологию см. в разделе о ненцах). Сегодня название самодийцы утвердилось в русском языке, в то время как в других европейских языках употребляется старая форма типа нем. Samojeden .

Самодийские языки достаточно близки друг другу, в целом уровень различий между ними можно оценить как несколько превышающий уровень различий между прибалтийско-финскими языками (может быть, примерно равный различиям между последними и саамским). Распад самодийского праязыка носил, видимо, «взрывной» характер: необходимо постулировать одновременное выделение из прасамодийской общности как минимум четырёх групп: языковых предков камасинцев, маторов, селькупов и северных самодийцев (ненцев, энцев, нганасан). Распространённое ещё десяток лет назад традиционное мнение о цепочке последовательных «распадов»: прасамодийский — южно‑ и северносамодийский, южносамодийский — селькупский и саяно-самодийский, из последнего — камасинский и маторский, как показал Е. А. Хелимский, реальных оснований не имеет.