Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов

Дед отвёл Егорову голову от своей груди и, не выпуская из своих ладоней, заглянул в глаза.

- Вон какой ты ладный, да крепкий у меня вымахал. Как только улыбнулся, меня будто огнём ожгло: ведь у тебя, внучок, бабкина незабвенная улыбка. Она, Евфросиньюшка-свет, так могла улыбаться, царствие ей небесное. Она тебе черты лица своего прекрасного подарила. Вот только глянул на тебя - её молодой представил...

Налюбовавшись внуком, дед наконец-то позволил ему раздеться. Пока Егор снимал в тесной прихожей мокрую шинель, дед уже начал суетиться у стола, извлекая из раздутого баула какие-то пакеты, узелки, банки.

Глядя на появившуюся на столе домашнюю снедь, Егор страдальчески воздел к потолку глаза.

- Ну зачем, - простонал он, - неужели вы думаете, что нас не кормят?

- Садись, ешь, - потребовал дед и усадил внука рядом с собой. - Да кто ж тебя так накормит, как не родной дед, - и, хлебосольно махнув рукой, начал предлагать. - Эво, свежая курочка, сама попала на сковородку, дурочка. А это грибочки-сморчочки, сидели под пенёчком - с вешнего обору, да ядрёного засолу, - и удивленно развёл руками, будто нечаянно увидал. Да, вот и медок-золоток, наш приятель и всем врачам врачеватель. Как отведаешь, сто лет без хворобы проживёшь, - хитровато подмигнув, дед похлопал ладонью по фляжке. - А что, внучек, нельзя ли со свиданьицем по глоточку вишнёвой наливочки-чаровницы?

Егор в смущении потёр подбородок, ему не хотелось обижать деда, но и своими принципами он поступаться не привык.

- Вообще-то, если серьёзно занимаешься спортом, - высказал как бы самому себе, - то и грамма спиртного в рот брать нельзя.

- Понимаю, - согласился дед, - нельзя, так нельзя, дело твоё служивое. А мне уж, старому, позволь за тебя по русскому обычаю стопочку. Раз в жизни такая радость выпадает, как нам с тобой, - и наполнил гранёный стакан густой рубиновой жидкостью.

Вздохнув, Егор отчаянно махнул рукой, подумав: "И в самом деле, не каждый же день родных находят..." Он подставил свой стакан, а дед немного налил ему из фляги.

Прежде чем чокнуться, старик покрестился куда-то в угол, скороговоркой пробормотал молитву и лишь после этого поднял стакан. Звякнуло стекло, дед крякнул. Егор поморщился. Сладкая влага пахнула летней свежестью и вишней. В груди потеплело, точно там зашлась жаром вздутая горсть углей. Егор всего понемногу перепробовал, а дед всё потчевал его, приговаривая:

- Ешь, ешь - это ведь от щедрот землицы твоей родной, наречённой издревле Укромовым селищем.

- Разве я не в Севастополе родился? - напломнил Егор.

- Конечно же нет, - убеждённо ответил старик. - Когда Оксана собиралась тобой разродиться, Степан со своим кораблём в дальний поход куда-то ушёл. Она собралась налегке, да и приехала к нам в Укромовку. Матушка Евфросинья Петровна, бабка твоя, так и ахнула.

- Чего ж это она ахнула?

- Так не ведали мы, что Степан-то наш женился, да ещё какую красавицу взял: лицом кругла, черноброва и статью что белая лебедица. В нашем родном дому и появился ты на свет Божий.

- Ну и чудеса, - изумлённо произнес Егор, не в силах переварить услышанное.

- Истинно глаголешь, - согласился дед. - Чудес в нашем непрядовском роду хватает...

- Но отчего ж тайна была, что отец женился? - допытывался у деда Егор.

Старик отчего-то медлил с ответом. Запустив пятерню в густую бороду, он сосредоточенно размышлял. В его глубоко посаженных внимательных глазах отразилась какая-то давнишняя скорбь, не то обида.

- Всего так-то вот за один вечер и не перескажешь, - произнёс он. Думал, что сперва ты меня пытать станешь, почему я священнослужитель?

- И об этом тоже, - подтвердил Егор.

Печаль в дедовых глазах сменилась теплотой, и он сказал:

- Ты вправе меня обо всём этом спрашивать, а я обязан тебе как на духу ответить.

- Да не бойтесь, дед, - нашёлся Егор. - Я не стану приставать к вам с вопросом, есть ли Бог...

Старик добродушно засмеялся, глаза его прослезились.

- И на том спасибо, что нам не надо без толку в ступе воду толочь. Ты, чадо мое, совсем ещё молод и по-другому воспитан, нежели я. Иное поколение - иные взгляды на жизнь. А мне уже поздно в чём-либо переубеждаться. Стар я и весь в прошлом... К тому же адмиралу вашему благороднейший, большого и светлого ума человек - слово дал, что покамест в разговорах с тобой не буду касаться вопросов теологии. И он прав. Промеж нас и других тем хватает.

- Дед, - Егор тронул его плечо рукой. - И всё ж почему вы стали попом, а отец пошёл на флот?

- Почему? - переспросил дед с каким-то таинственным прищуром. - А знаешь ли ты, что роду нашему Непрядовскому за триста и более того лет, что все пращуры твои из поколения в поколение по наследству становились священниками? Не суди их за это с высоты века нынешнего. Но постарайся же воззреть в века минувшие, ибо в тебе их непрядовская кровь течёт. Не токмо попами - когда надо, умели они и неплохими воинами быть. Бились они с пришлой ратью Стефана Батория, а ещё раньше - с ливонскими рыцарями. Фамилия твоя древнейшая - Непрядов - думаешь, сама по себе появилась? Это ведь Непрядва. Есть на Руси такая речка, - и дед вопрошающе глянул на внука.

Тот кивнул, мол, знаю, что есть.

- Вот видишь, - продолжая старик. - А ведь в давние времена прозвища просто так в народе не давали: великий смысл порою в том заключён был. От отца к сыну, от деда к внуку - так и восходил корнями от земли своей народ русский.

- Расскажите лучше об отце, - попросил Егор.

- Да и что же рассказать-то?.. - озадачился дед. - Недолгая жизнь его у меня как на ладони лежит. Все денёчки его перебираю в памяти, будто чётки. Но снится он мне по ночам всегда маленьким... Озорной рос, бедовый. Я уже тогда понял, что не суждено ему унаследовать родовую стезю. Да я и не неволил его: всяк сам волен выбирать свою дорогу. Когда-то у нас в Укромовом селище он был вожаком, первым заводилой... Ребята горой за ним. Строили коммуну, лихие песни пели, шумели на сходках. Всю тысячелетнюю Укромовку переворачивали на свой лад. А как яростно он со мной спорил! Эх, Степан, Степан, отчаянная твоя головушка... - дед печально улыбнулся каким-то сокровенным мыслям, припоминая былое. - Однажды потребовал, чтобы я сложил с себя свой сан, а в храме устроил бы избу-читальню...

- Ну и что же вы? - нетерпеливо спросил Егор.

Старик лишь горестно развёл руками.

- После этого Степан сказал, что я ему больше не отец, а он мне - не сын, - тихо вымолвил дед и выжидающе поглядел на внука. Но тот молчал, и старик успокоился, продолжив:

- Я и не обижался на него. Потому что время было такое...

- Но вы помирились?

Старик отрицательно покачал головой.

- Вскоре он добровольцем пошёл в моряки, и с тех пор я больше никогда не видел его. Правда, бабку твою он по-сыновнему нежно любил и письма ей слал. Со мной вот только общего языка не находил. Но думаю, не на столько уж Степан возненавидел сан мой, чтобы нам всю жизнь врагами быть. Мы бы с ним о многом ещё поспорили, останься он жив.