Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов

"Вика!.." - одними лишь глазами только и мог выкрикнуть Колбенев, а потом сразу сник, руки его немощно повисли, словно перебитые, и голова вдавилась в плечи.

- Как же так? - немного справившись с собой, сказал Вадим. - Этого не может быть...

Егор страдальчески поморщился, ничего не ответив. Кузьма вздохнул, пожимая плечами. Да и что говорить, когда и без того всё было ясно. Как в тяжёлом, нездоровом сне разворачивалось мучительное действо: плавно колыхался на волнах траурной музыки коричневый гроб и медленно, призрачными тенями двигались за ним люди.

Настойчиво проявила себя осень, которая прежде казалась не так заметной. Низкое серое небо не переставая сочилось изморосью. Холодная влага и серый мрак обволакивали унылые дома, голые деревья, лысые черепа булыжной мостовой. На душе становилось ознобко и пусто, как это случается почувствовать себя перед простудой.

Непрядов решил, что надо всё же действовать, что-то придумать, - лишь бы не стоять истуканами на одном месте. Оставив обессилевшего от горя Колбенева под присмотром Кузьмы, Непрядов протиснулся сквозь толпу Викиных родственников, соседей и просто любопытных к подъехавшему катафалку. Ни у кого не спрашивая, нужна ли его помощь, сделал то, что считал нужным: пособил пocтавить гроб в салон катафалка, помог женщинам подняться в него. Выбрав подходящий момент, переговорил о случившемся с Лерочкой.

Хоронили Вику на окраине города, в Вецмилгрависе. До кладбища дружки решили добраться на такси, в катафалке и без них было тесно. По пути заехали в цветочный магазин, без сожаления потратив почти все имевшиеся у них деньги на огромный, самый дорогой и красивый венок.

Им не повезло. Где-то на полпути машина сломалась и потому долго пришлось искать попутку. Когда приехали на кладбище, народ уже расходился. Викину могилу, утопавшую в живых цветах, отыскали без особого труда. Она оказалась неподалёку от часовни, к которой вела ровная, посыпанная песком дорожка.

- Опять опоздал, - подавленно сказал Вадим. - Какой-то злой рок, проклятое невезение...

- Оно и лучше, что так вышло, - попытался Егор успокоить друга. Крепче запомнишь, какой она в жизни была. Потому что смерть всегда искажает представление о человеке.

- Это уж точно, - поддержал Кузьма. - Смерть - штука безобразная. Уж лучше не видеть, если можно, что натворила она.

- Никак не укладывается в голове, что её нет и никогда не будет, сказал Вадим понуро, будто в пустоту глядя перед собой. - Так о многом ещё не сказал ей...

- Вот потому-то смерть всегда кажется противоестественной, - сказал Егор. - Она же всегда не даёт завершить что-то очень важное - не только мёртвым, но и живым... Мечты, надежды, планы - всё летит кувырком. Вот хотя бы наш мичман: жизнь, можно сказать, прожил на флоте, но разве не хотелось ему ещё и ещё раз уйти вместе с нами в море?.. Или Вика... Кто знает, каким открытием мог бы стать её первый концерт!

- Карга косая - она, конечно, неразборчивая и глупая, - заметил Кузьма, - но человек на то и есть человек, чтобы разумную голову на плечах свой век носить. А что касается разных там оборванных надежд и планов, так ведь ничего ж не кончается. Всё навечно остаётся в тебе самом, пока ты живёшь, пока дышишь воздухом и по земле ходишь. Вот будет у меня дочь, я непременно назову её Викторией... Имя-то какое!

Вадим грустно улыбнулся. Он не верил ни Кузиному надуманному оптимизму, ни Егоровой умиротворённой рассудительности. Но был обоим благодарен за сострадание, просто за то, что они в эту тяжкую минуту не оставили его.

Начало смеркаться. Дождик моросил всё так же надоедливо и тупо. С Двины начало задувать холодным, резким ветром. Деревья прощально помахивали фалангами голых ветвей. Пора было возвращаться в училище.

Миновав кладбищенские ворота, дружки зашагали к автобусной остановке. Ждать пришлось довольно долго. Егор мрачно молчал, прислонившись плечом к фонарному столбу. Вадим зябко поёживался, пряча руки в карманах бушлата. Кузьма безуспешно пытался закурить. Швырнув под забор отсыревшие спички, он с надуманным подъёмом сказал:

- Пацаны, а всё ж здорово, что мы уже на втором курсе! А?

Никто ему на это не ответил.

- А, Вадимыч, Егорыч?.. - не отставал Кузьма.

- Ты уже это говорил, - буркнул Непрядов, поднимая воротник бушлата.

Кузьма приумолк, догадавшись, что его дежурная реплика пришлась не к месту.

- А всё-таки, спасибо вам, ребятишки, - нарушил молчание Колбенев.

- Да за что? - удивился Егор.

- За то, что мы вместе и ещё за то... что вы просто есть.

- Ну уж, скажешь тоже, - подал смущённый голос Кузьма.

За поворотом улицы загудел мотор. Вечерний сумрак вспороли яркие снопы света, предвещая конец затянувшегося ожидания. Автобус вобрал в своё дерматиновое чрево трёх промокших курсантов и покатил к центру города.

- Вовремя это вы смотались, - встретил их дежуривший на КПП Герка Лобов. - Ещё бы минут пять задержались в роте и... привет нашим.

- А в чём дело? - удивлённо спросил Егор.

- А в том... По флоту объявлена готовность номер один. В Венгрии началась заварушка. В самом Будапеште на улицах стреляют.

- Опять кровь, опять смерть, - печально молвил Вадим. - Не успев кончиться, опять началось...

- Не понимаю твоего пацифизма, - насторожился Герка. - Там же наши контру давят!

- Не беспокойся, - заверил на всякий случай Егор. - Дадут команду, и мы примкнём к карабинам штыки, - и подпихнул дружков, чтобы проходили вперёд не задерживаясь. Сам же доверительным полушепотом бросил Герке:

- Отвяжись ты со своей Венгрией. Неужели не видишь, что у человека своё горе? Вику только что похоронили.

- Эту самую, пианистку?.. - простодушно переспросил Герка. - Ну и дела...

Егор лишь приложил палец к губам, мол, только никому ни слова.

Герка с пониманием тряхнул головой. Он был всё же свойским парнем.

А весь класс тем временем бурлил. Ребята обсуждали переданное по радио сообщение о вводе войск дружественных армий на территорию Венгрии. Понятно, что обстановка там сложная. Но кто же мог остаться равнодушным, когда дело касалось собственной чести, как её понимали ребята, в трудное для страны время. Мнение было единым: контру надо давить, где бы она ни возникала. Чижевский предложил даже начать запись добровольцев. Но Колбенев на это резонно заметил, что в Венгрии моря нет и не лучше ли каждому без показухи заниматься своим делом...

Егор тотчас утянул своего дружка в сторону, дабы тот сгоряча не ввязался в совершенно ненужный спор. Он-то знал, как могут при желании прицепиться к словам, всуе сказанным. И кому какое тогда будет дело до Вадимова горя...

Снова потекли сжато и строго, будто по линейке отмерянные курсантские будни. Колбенев долго ещё не мог прийти в себя, потрясённый смертью Вики. Он то раздражался по пустякам, то вообще ни на что не реагировал, надолго умолкая. Большого труда стоило дружкам успокоить его либо расшевелить.