Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов

Объясняться пришлось уже с новым командиром лодки капитаном третьего ранга Жадовым. Тот вдохновенно, со знанием дела отчитал Егора при первой же встрече. Едва не час пришлось Непрядову простоять в командирском кабинете, переминаясь с ноги на ногу и не имея возможности даже слово вставить в затянувшийся командирский монолог.

Гурий Николаевич Жадов представлялся человеком напористым и резким. Непрядовский проступок он расценил не иначе, как "рецидив демобилизационно-пораженческих настроений, ещё бытующий на флоте среди отдельных неустойчивых элементов, которые позволяют себе расслабляться..."

Егор и малейшей паузы не мог найти, пытаясь объяснить, что совсем не разделяет убеждений тех, кто помышляет о гражданке. Происходившее сокращение штатов уже заканчивалось, к тому же оно почти не затронуло подводный плавсостав. Однако нетрудно было догадаться, что у командира, по всей вероятности, произошло неприятное объяснение с минёром и тот не постеснялся изложить собственные взгляды насчёт "пошатнувшейся служебной перспективы".

- Боже, что за офицеры на этой лодке! Куда я попал? - с трагизмом в голосе восклицал командир, расхаживая по комнате. - Ваша безответственная выходка не имеет никакого оправдания. Если хотите, она лишена всякого здравого смысла, абсурдна, наконец. А это характеризует вас, лейтенант Непрядов, как человека импульсивного, не отдающего отчёт в своих поступках, склонного к авантюрным проявлениям. В море я не могу безоговорочно рассчитывать на вашу рассудительность и выдержку. Следовательно, не имею права доверять вам и как навигатору и как воспитателю подчинённых.

Егор хотел возразить, что поведение на берегу совсем ещё не характеризует его как специалиста в море, но Жадов лишь предостерегающе поднял руку, не переставая говорить:

- Это позор нашему экипажу, позор всей бригаде и вам лично позор. Я не представляю, как вы сможете глядеть в глаза своим подчинённым. Что теперь они подумают о вас?! Какой вы подаёте пример?! Безмерное легкомыслие, пустая бравада. Это же беспробудная глупость, чтобы ради первой же попавшейся юбки забыть о своей службе!

Задетый за живое, Непрядов почувствовал, как в нём всходит неудержимое желание перечить каждому сказанному против него слову. И он наверняка ввязался бы в пререкания, если бы Жадов снова не упредил его.

- Знаю, знаю, что вы скажете: цель оправдывает средства, иная юбка стоит того, чтобы из-за неё отсидеть и побольше, чем пять суток. Эка невидаль! Но где же ваша совесть офицера флота, молодого коммуниста?.. Насколько мне известно, это уже не первый случай явления вашей персоны на гауптвахте. Уж не собираетесь ли вы прослыть по этой части флотским новатором, оборудовав боевой штурманский пост в камере для временного задержания? Поздравляю, для полёта творческой мысли воистину нет границ. А что дальше?..

И снова слова у Егора примерзли на кончике языка.

- Да, да, правильно! Всё это самому себе вы уже говорили, сидя в изоляции - что искренне раскаиваетесь, что подобного никогда больше в жизни не сделаете, что вам всё-таки можно верить. На это лишь одно окажу: рассудит нас море и только море. Пока же ступайте и крепко подумайте, как вам быть дальше.

"А Дубко учинил бы разнос как-нибудь иначе", - подумал Егор, выходя из комнаты. В ушах застрял неприятно резкий, пронзительный, словно корабельная рында, голос Гурия Николаевича. Не было сомнений, что командир всё же по всем статьям прав, только не проходило желание в чём-то противоречить ему, чего Егор никогда бы не посмел даже в мыслях допустить по отношению к Дубко, которого он бесконечно уважал.

В экипаже по-разному отнеслись к непрядовскому проступку. Если помощник по-деловому коротко и строго отругал, по сути повторив не в обидной форме всё уже высказанное командиром, то Симочка лишь укоризненно покачал головой, сказав при этом: "Ну, ты и ловелас, ну и бабник... Женить тебя за такие штучки мало! Причём на злой и старой деве, чтоб она тебя как в жерновах перетёрла..." Зато Стригалов отнесся к своему другу с полным пониманием, потому что сам считал себя отчасти виноватым в Егоровых злоключениях.

Новый командир оказался человеком довольно деятельным. Поселившись в казарме рядом с матросским кубриком, он будто и дорогу на берег забыл и почти всё время находился на виду у экипажа. Вставал перед общей побудкой, бесцеремонно поднимал лейтенантов, прежде любивших "приспнуть" лишний часок, и все вместе они выбегали на физзарядку, следуя за матросами.

Что же касается аккуратности, то Жадов затмил самого помощника: одет бывал всегда как на смотрины, до предела подтянут и прям, выбрит до морозной синевы. На волевом лице печать решимости, в серых выпуклых глазах избыток энергии. Ни себе, ни другим он и минуты не давал покоя. За день выдвигал столько идей, что справиться с ними, казалось, не было никакой силы. Гурий Николаевич, как бы исподволь, в экипаже прощупывал каждого человека, определяя предел его прочности. И несдобровать было тому, кто не соответствовал его стандартам.

- Это же какой-то "перпетуум-мобиле" на двух ногах, - жаловался после очередной взбучки Непрядову минёр. Он даже по ночам сниться начал: будто привязал мне к ногам и рукам какие-то длинные верёвки и без конца дёргает за них, - и добавил с тоской: - Эх, раньше хоть Шурок снилась...

- Ты же всё равно чуть не каждый день видишь её, - заметил Непрядов, и сам "Перпетуум мобиле" не удержит тебя.

- Ну да, прям... - возразил минёр. - Забегаю ночью на пару часов как злостный самовольщик. Нет ни одного свободного вечера.

- Радуйся, что у тебя хотя бы такая привилегия осталась...

- Кто ж тебе запрещает?.. Кстати, Нинон спрашивала о тебе.

- Что же ты сказал?

- А что я мог, кроме того, что сидишь из-за неё на губе.

- Эх, быстроногая рыбачка... - только и вымолвил Егор со вздохом.

- Так и не женишься никогда. "Перпетуум-мобиле", он тебе всякую охоту враз отобьёт. Для него была бы служба, а всё прочее не имеет смысла. Это тебе не Христофор Петрович с толстовской душой и шаляпинским басом.

- Привыкнем и к Жадову, - пообещал Егор, - даже к его медному голосу, как к свисту пуль.

10

Из-за сильных штормов и сложной ледовой обстановки лодкам на несколько дней запретили выходить из базы. Воспользовавшись этим, Жадов решил потренировать корабельный боевой расчёт: приказал своей командирской свите в полном составе явиться в кабинет торпедной стрельбы после проворачивания механизмов. Сам поспешил туда сразу же после подъёма флага, чтобы лично отобрать несколько бобин магнитофонной ленты с записью различных атак. Прихватив чемоданчик со штурманским инструментом, Непрядов шагал рядом с помощником. Следом за ними, негромко переговариваясь, шли акустик Хуторнов и торпедный электрик Лаевский.