Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов

Вспомнилось, как неуютно и жутковато чувствовал себя в полузатопленном отсеке, какой мертвяще ледяной была вода и как хотелось обыкновенного тепла, глотка чистого воздуха. Пожалуй, в том едва не самом безвыходном положении, в каком оказался вместе с двумя матросами, он и мечтать не смел, что спустя всего неделю сможет на всё случившееся взглянуть как бы со стороны и вполне спокойно. Ждал ли он тогда смерти, боялся ли её, - да не меньше, чем все другие. Ощущение страха пришло в полную силу гораздо позже, когда опасность уже миновала и "косая" убралась за пределы прочного корпуса вместе с откачанной за борт водой. Страшнее всего было бы вообразить, что сталось бы с дедом, получи он на своего внука похоронку...

После ужина, когда в своё удовольствие они засиделись за ведёрным самоваром, Егор не вытерпел, спросил-таки деда, что он вообще думает о смерти, как о таковой, под силу ли бывает человеку пересилить собственный страх перед ней?

Дед почему-то не удивился этому, будто давно знал, что случилось с Егором. Лишь спросил, как бы уточнив на всякий случай:

- Так, значит, было?..

Вместо ответа Егор лишь вздохнул, продолжая помешивать ложечкой круто заваренный чай.

- В Святом Писании сказано: никто не знает, когда придёт его смерть. Однако её леденящее дыхание всякая Божья тварь на себе чует. На Крещенье это было... И не то, чтобы крепко спал, а так себе, дремал понемногу. Странное видение было мне, будто чёрный ангел повеял на тебя смертельным холодом... И не так, чтобы очень близко, но и не издалека... Встал я тогда перед алтарём на колена и до утра молился, пока на душе не отлегло. Видно, внял Господь молитве моей и не отнял тебя, как сына моего когда-то...

- Мистика это всё, дед, - грустно улыбнулся Егор. - Просто нам повезло. К тому же механик очень толковым парнем оказался.

- Владыка Всевышний нам судья, - уклончиво отозвался старик. - Блажен, кто верует. Тому и страх неведом. Как вифлеемская путеводная звезда, вела тебя молитва моя к порогу родного дома. И вот ты здесь, рядом со мной, чадо моё возлюбленное, вдали от бурь морских и вне железных стен обители подводных мореходов.

- Через месяц снова попаду в эту самую подводную обитель, как в дом родной, - улыбнулся Егор. - Куда ж от неё денешься! Там судьба и вся жизнь моя. Смею надеяться, что глубина всё-таки уважает меня.

Дед не то, чтобы слишком поверил, но всё же понял внука и потому окончательно успокоился.

Перед самым сном, когда Егор принялся в своей комнате стелить диван, дед позвал его. Обругав себя за старческий склероз, Фрол Гаврилович протянул новогоднюю открытку, которую ещё утром принёс почтальон. Нетрудно было вообразить, даже не читая текста, что поздравление пришло либо от Вадима, либо от Кузьмы, а то и от обоих сразу, так как оба служили в одной бригаде. Когда же Егор вгляделся в строчки, то почувствовал, как радостно колыхнулось сердце. По-девичьи ровный, аккуратный почерк принадлежал Катиной руке.

Всё время, пока Егор лихорадочно бегал глазами по строчкам, дед глядел на внука, пряча в бороде улыбку.

Погасив короткий прилив радости, Егор с грустью произнёс:

- Ну и что? Долг вежливости и не больше.

- Ты так думаешь? - возразил дед. - Зачем же тогда обратный адрес?

"И в самом деле... - задумался Егор. - Неспроста же пишет, что гастролирует в Приволжске последнюю неделю, что потом их труппу перебросят в другой город..."

Решение возникло мгновенно и неотвратимо. Он всё-таки должен был, чего бы это ни стоило, встретиться с Катей. Добрых полторы тысячи километров, разделявшие их, не имели для Непрядова никакого значения: завтра же до Пскова поездом, а там самолётом... Напрасно дед пытался уговорить его не отправляться в столь дальний путь хотя бы до Нового года. Он повздыхал, поохал, поворчал и начал-таки собирать упрямого внука в дорогу.

18

Самолёт приземлился в Приволжске утром. Рейсовым автобусом Непрядов добрался до центра города и принялся выспрашивать у прохожих, как ему пройти к цирку. Оказалось, что это совсем рядом. Но проблема была в другом. Давали последний в старом году спектакль, и все билеты по случаю школьных каникул давно распроданы. Поэтому пришлось пустить в ход всю свою "морскую находчивость", чтобы получить у моложавой администраторши контрамарку на детский утренник. Лишний раз Непрядов убедился, что в далёких от моря городах чёрная флотская форма, помноженная на личное обаяние и лихой корабельный трёп, действовали неотразимо. Не прошло и часа, как самолёт приземлился, а он сидел уже сбоку от директорской ложи на приставном стуле. В ушах всё ещё стоял заунывный, нудный гул моторов.

Огромный зал был переполнен. Безудержно и весело щебетала ребятня, разноголосо переговаривались оркестровые инструменты. Крытая красным ковром арена высвечивала боковыми софитами, в то время как бездна купола тонула во мраке.

Вот загремел энергичный марш, прожекторы взорвались морем света. Начался стремительный "парад-алле". В какие-то секунды арену заполнило столько танцующих, бегающих, прыгающих людей в пёстрых костюмах, что ничего нельзя было разобрать. Как ни старался Егор, Катю он так и не заметил. Так же мгновенно, как и начался, парад прекратился. Свет погас, и в полной темноте артисты покинули арену.

Непрядов пребывал в каком-то непонятном, воспалённо-нервном состоянии, точно у него начался сильный простудный жар. Происходившее на арене действо казалось не только без меры затянутым, но и лишним, абсолютно не нужным ему. Жонглёры с булавами, силачи с гирями, клоуны с простодушными минами на неподвижных лицах - все они будто потешались над Егором, наперёд зная, ради чего он рванул очертя голову за полторы тысячи километров, да ещё в самый канун Нового года, когда всякому нормальному человеку полагалось бы оставаться у очага родного дома.

Ведущий объявил, что выступает группа воздушных гимнастов под руководством заслуженного артиста республики Тимофея Плетнёва. Зал затих. Егор насторожился.

Выскочили знакомые ребята в белых, усыпанных блёстками трико - все шестеро, как прошлый раз в Риге. Вот и сам Тимофей Фёдорович вышел следом, срывая аплодисменты: медлительный, надменный, кряжистый. Среди своей блиставшей свиты он выделялся величавыми манерами всевластного хана. Но не было среди них Кати. Вместо неё вышла совсем другая, незнакомая девушка. И тьма самых мрачных догадок с новой силой заполнила Егорово воображение. Он готов был сорваться с места и бежать неизвестно куда и зачем, лишь бы не бездействовать, лишь бы хоть что-то узнать о любимой.

Как только представление закончилось, ноги сами собой понесли Непрядова за кулисы. Назвавшись для верности приезжим родственником артиста Плетнёва, он кое-как уговорил неприступную вахтёршу пропустить его в запретное царство служебных помещений. Волнуясь и заставляя себя не слишком торопиться, Егор начал огибать арену длинным внутренним коридором в тайной надежде, как бы невзначай, встретиться с Катей. На задворках манежа, где вдоль стен живописным хламом громоздился реквизит и удушливо пахло от клеток зверьём, само представление о цирке, как о вечном празднике, делалось более приземлённым, будничным. Непрядов видел возбуждённых своей работой, порядком уставших людей. Одни жадно перекуривали, не успев ещё снять униформу. Другие, облачившись в махровые халаты, спешили с полотенцами на потных шеях в душ. Иные успели уже переодеться и привести себя в полный порядок, соответствующий новогоднему настроению. На флотского лейтенанта взирали с любопытством и недоумением, как бы вопрошая, что ему здесь надо, заблудился, что ли?..