Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов

- И вы счастливы со своим новым мужем?

- Да. Представь себе - счастлива, как только может быть счастливой женщина моих лет. Спросишь, за что люблю своего Виктора Фомича? Верно, за то самое, за что Катя любит тебя - второго такого нет и никогда не будет. Как видишь, даже на самый сложный вопрос можно найти простой и понятный, как сама истина, ответ. У нас хорошая, крепкая семья. Вот только общих детей нет. Но Виктор Фомич считает, что и Кати с нас довольно - он любит её, даже боготворит, как если б это была его родная дочь. Знай: мы теперь обоим вам рады и всегда будем ждать вас у себя в Ленинграде. Я хочу, чтобы и там, а не только в Укромовке, был бы у вас родной дом, - и под конец шепнула, приблизив губы к Егорову уху. - Внука хочу.

- Вас понял, - согласился Егор, избегая ворожащего тёщиного взгляда.

Непрядов вернулся на своё место рядом с Катей, испытывая в душе смешанное чувство обожания и настороженности к её матери. Подумал, что с такой сильной, волевой женщиной никакого компромисса быть не может: однажды с ней придётся либо смертельно разругаться, либо стать друзьями на всю жизнь.

Егору не терпелось поскорее остаться с Катей наедине. Бушевавшие весельем гости начали порядком тяготить. Да и бесконечные дежурные поцелуи, чтобы всем стало "сладко", делались какими-то заученными, показными, точно свершались перед зрителями на театральных подмостках. Но редкая деревенская свадьба не принимает затяжной характер, как в позиционной войне, когда жених с невестой оказываются как бы загнанные в тесный окоп и потому стеснённые в своих действиях.

Самой догадливой оказалась бабка Устинья. С выражением на сморщенном, сердитом лице крайней исключительности своих родственных обязанностей, она принялась в Егоровой комнате стелить диван и взбивать пуховые подушки.

Егор и Катя постарались незаметно выбраться из-за стола, когда их на какое-то время оставили в покое. Они затворились в своей комнате до самого утра, и уж ничто на свете не могло помешать их долгожданному уединению. Гости долго ещё шумели и веселились, только Егору с Катей до них не было теперь никакого дела.

21

Настала их первая, самая таинственная и счастливая ночь. Уже сказаны самые заветные слова. Они проваливались в чарующую, сладкую бездну своего супружества. Это был чудесный сон наяву, который страшно было хоть чем-то ненароком спугнуть.

Под утро шум в горнице понемногу стих. Старинный дедов дом окутала тишина. Лишь выла расходившаяся за окном пурга, да чуть позванивал в углу сиротливый сверчок. Егор лежал на спине, стараясь не шевельнуться, и слушал как чудесную музыку легкое Катино дыхание. Она спала, уткнувшись ему в плечо. Непрядов пребывал в каком-то расслабленном, умиротворенно-спокойном состоянии, когда достигнут предел желанного и уже ничто в жизни не может стать лучше того, что есть и что должно быть всегда...

Егор шелохнулся. Катя вздохнула, просыпаясь. Почувствовав Егора, она улыбнулась и ещё теснее прижалась к нему. Егор же притворился, что спит. Стараясь не потревожить его, Катя лёгкой змейкой скользнула с дивана и на цыпочках, чтобы не скрипеть половицами, подошла к окну. В комнате было жарко. Добрая печь, белым боком своим протиснувшаяся сквозь стену, остывала не скоро. Катя приоткрыла форточку, впустив свежее морозное дыхание ночи. Она долго глядел сквозь подёрнутые инеем стёкла во двор, о чём-то думая. Хотелось подсказать ей: "Не простудись, родная, накинь хотя бы платок..." Только не было сил шевельнуть языком. Грациозный Катин силуэт проступал в лунном свете каким-то чарующим, призрачным видением. Она уже не стыдилась перед ним своей обнажённости, и это было ему приятно. "Как хороша она, как совершенна... - думал Непрядов, через прищур глаз любуясь своей юной женой. - Если природа способна творить чудеса, то уж, верно, лучше Кати никогда и ничего не выдумала. Да неужели сама не понимает, не чувствует, какое она чудо!.."

Егор тихонько позвал ее. Вздрогнув, Катя обернулась и погрозила пальчиком: нехорошо притворяться и подглядывать... Она прыгнула к нему под одеяло и обняла. Они застыли в блаженном оцепенении, чувствуя друг друга едва не до кончиков волос. Так продолжалось несколько минут... или целую вечность.

- О чем ты думаешь? - шёпотом спросил Егор, касаясь губами её волос.

Катя долго не отвечала, словно не желая расставаться со своей тайной.

- Мне приснился сон, - призналась, наконец, - будто мы вдвоём работаем под куполом, в огромном и пустом пространстве. Представляешь, кругом нет ни души, только мы вдвоём. И свершилось то самое, о чём на манеже всегда мечтаю, к чему стремлюсь - быть предельно раскованной и свободной, не чувствовать земного притяжения. Ведь иногда так хочется избавиться от лонжи... Кажется, отцепи только её и - взлетишь...

- Не вздумай, котёнок, и на самом деле отцепить, - забеспокоился Егор. - Даже ангелы крылья ломают...

- Я не сломаю, - успокоила она, - я заговорённая.

И Егор почувствовал её удовлетворённую, тихую улыбку.

- Но всё же, всё же, - предупредил он, тревожась за любимую.

- До чёртиков не хочется, чтобы ты уезжал, - с грустью призналась она, меняя тему разговора.

- Ты боишься, что мы долго не увидимся?

- Боюсь, - призналась она. - Не за себя - за тебя боюсь... из-за твоего проклятого моря.

- Оно доброе. Я вас обоих на всю жизнь люблю.

- Как, уже соперница?! - деланно возмутилась Катя. - Не потерплю!

Они оба засмеялись, теснее прижимаясь друг к другу. Это была их ночь, и она стоила того, чтобы потом целый год мучиться в разлуке, предвкушая повторение заветного свидания.

На другой день гости начали разъезжаться. Первым заторопился в дорогу Вадим, а следом за ним отправились на станцию и Катины родители. У всех нашлись какие-то неотложные дела и заботы.

О собственном отъезде Непрядов до поры старался не думать. На какое-то время Катя заполнила все его мысли. Целых три дня были они вместе: душа в душу, рука об руку, глаза в глаза... Встав на лыжи, подолгу кружили по заснеженным полям и перелескам. Катались вместе с Олёнкой на санках, лихо съезжая с пригорка к пруду. А по вечерам, как водится, чаёвничали в компании с Фролом Гавриловичем. Дед налюбоваться не мог ими обоими. Глаза его светились каким-то огромным внутренним удовлетворением, точно в своей долгой жизни он достиг предела желаемого. За столом он по-стариковски мудрствовал, поучая молодых, находя в этом истинное наслаждение. Катя внимала его отвлечённым проповедям серьёзно и даже чуть испуганно. Егор же посмеивался глазами: "Кажется, мог бы кое о чём поспорить, но так уж и быть, не сегодня..."

- Ведь что такое святое таинство семейных уз? - резонёрски вопрошал дед, развалясь в кресле и поглаживая густую бороду. - Это, прежде всего, лебединая верность друг другу до самого последнего мгновенья, до предсмертного вздоха, венчающего неизбежный конец жизненной стези. Впрочем, у Непрядовых верность всегда была в крови, такими уж мы рождаемся и такими умираем. Семья, она ведь, как и родина, должна быть неразменной.