Инна Соболева - Утраченный Петербург

Схема надежная, проверенная, сбои бывают крайне редко, это хорошо известно. Имена тех, кто эту схему разработал и уже несколько лет по ней живет, причем весьма неплохо, тоже известны. Только называть их не буду. Не потому, что не хватает фельетонной отваги. Просто это — другой жанр. Да и что их называть? Сегодня их и так знают все. А завтра….

Не слишком ли велика честь, чтобы их знали еще и завтра? Да и кому они завтра будут нужны? Мы ведь не стараемся узнать имена летчиков и артиллеристов, бомбивших и обстреливавших наш город. Для нас они — безликое и абсолютное зло.

Дом Юргенса. Наши дни

Что, нам стало бы легче, если бы мы знали, как фамилия того, кто сбросил бомбу, к примеру, на Литературный дом? Так и им, завтрашним, через те же семьдесят лет не станет легче, если они будут знать сегодняшних разрушителей этого дома, чиновников и тех, кто называет себя архитекторами. Им, пожалуй, будет хуже, чем нам. Мы-то знали, что бомбили враги, пришельцы, чужаки. А им будет известно, что разрушители были свои, по крайней мере, формально — свои. Говорят, история учит только тому, что она ничему не учит. А я все-таки напомню об одном историческом факте (в надежде утешить тех, кого происходящее в городе приводит в отчаяние): в 1787 году на стрелке Васильевского острова Джакомо Кваренги, признанный гений, построил (почти закончил, даже под крышу уже подвели) величественное здание биржи. Правда, завершению строительства помешали войны — сначала против Турции, потом против Швеции. Но дело не в этом. Это — всего лишь задержки. Дело в другом. Александр I долго присматривался к творению Кваренги и увидел: здание никак архитектурно не связано ни с площадью перед корпусами Двенадцати коллегий, ни с застройкой набережной. А оно ведь должно было стать центром ансамбля, а вовсе не обособленной постройкой, пусть и красивой. В общем, биржа Кваренги (великого Кваренги!) не украшает Петербург. И император решает биржу снести.

Это было вовсе не самодурство. Отнюдь. Для такого решения нужна была и политическая воля, и безусловная уверенность в справедливости собственного мнения — уверенность, основанная на развитом эстетическом вкусе, на высочайшей культуре. По заданию императора Тома де Томон сделал четыре проекта здания биржи и прилегающих к ней территорий. И только пятый удовлетворил требовательному вкусу государя. Так появился один из самых впечатляющих пейзажей Петербурга.

Биржевая площадь. Фото 1910-х годов

Так что история все-таки учит: если уж монументальную биржу-храм Кваренги можно было снести во имя города, во имя гармонии, что помешает расстаться, к примеру, с «монбланом»? Нужно только дождаться того, кто будет способен принять такое решение.

Жил в нашем городе прекрасный поэт, негромкий, но если уж услышишь, не забудешь. Вадим Сергеевич Шефнер. Родился он, когда город уже переименовали в Петроград, но по духу, по культуре, был одним из немногих истинных петербуржцев, которым удалось дожить до XXI века (он скончался в 2002 году). Родился и был воспитан в семье, которая, куда бы ее ни забросила судьба, хранила тот особенный, возвышенный петербургский дух, который всегда так ценили в петербуржцах, петроградцах, ленинградцах. Его дедом по материнской линии был вице-адмирал Владимир Владимирович фон Линдестрем, по отцовской — военный моряк, основатель Владивостокского порта Алексей Карлович Шефнер. Во Владивостоке есть улица Капитана Шефнера, а возле дальневосточного порта Находка — мыс Шефнера. После их внука остались книги. Верю, они не будут забыты. Проза его — о жизни, о разном. Стихи по большей части — о нашем городе.

* * *

Эта книга — попытка включить телевизор. Хотя бы ненадолго…