Инна Соболева - Утраченный Петербург

Люди, близко знавшие Хмельницкого, единодушны: это был человек очень добрый, мягкий и душевный, хотя и прикрывавший свою мягкость и добродушие маскою вежливой наружной холодности. Он усердно посещал собрания у князя Шаховского (о нем чуть дальше) и у себя устраивал вечера, на которые бывали званы не только писатели, но и артисты: театр занимал Хмельницкого более всего на свете. Выступив впервые перед публикой в 1817 году (в год выпуска Пушкина из Лицея) с комедией «Говорун», он ежегодно предлагал театру по одной или две пьесы (из них одна была написана при участии Грибоедова, с которым тот был дружен). Пьесы его, особенно легкие, остроумные водевили, шли с неизменным успехом. Сегодня и они, и их автор совершенно забыты, но в свое время пользовались громкой известностью.

Пушкин вполне искренне называл Хмельницкого «любимым своим поэтом». Получив в Михайловском альманах «Русская Талия», он, не отрываясь, прочитал подборку отрывков из водевилей своего давнего знакомца. Потом писал брату: «Хмельницкий моя старинная любовница. Я к нему имею такую слабость, что готов поместить в честь его целый куплет в 1-ю песнь «Онегина» (да кой чорт! Говорят, он сердится, если об нем упоминают, как о драматическом писателе)».

Николай Иванович действительно на первое место ставил государственную службу, а литература, театр были для него радостью и не столько работой, сколько отдохновением. Служить он начал чиновником по особым поручениям при Министерстве внутренних дел, в 1829 году был назначен смоленским губернатором. За восемь с половиной лет правления, как писали газеты, «сделал для города и губернии чуть ли не больше, чем каждый из остальных губернаторов, состоявших в этой должности иногда по десять-пятнадцать лет». Он исходатайствовал у государя ссуду в миллион рублей на нужды города, еще носившего следы наполеоновского нашествия; поощрял местное производство, составил статистическое описание городов и уездов Смоленской губернии.

В народе он снискал уважение и доверие, все обиженные обращались к нему — верили в справедливость губернатора. Но честность и неподкупность, как и положено, помогли ему обзавестись не только друзьями, но и множеством врагов. В Петербург полетели доносы. Один из них (о злоупотреблениях при строительстве дороги) показался обоснованным. Хмельницкого доставили в Петербург и до окончания расследования посадили в Петропавловскую крепость. Шесть месяцев он провел в заключении. Ознакомившись с результатами следствия и убедившись в невиновности оклеветанного губернатора, Николай I не только распорядился освободить его из-под стражи, но и наградил орденом. Но пережитое потрясение оказалось для Хмельницкого непосильным. В крепость привезли энергичного, полного сил пятидесятилетнего мужчину, вышел сгорбленный, седой, полуслепой старик. Трудно было поверить, что совсем недавно он писал искрометно веселые водевили.

Далее в списке Пушкина следовал вопрос: «Что Катенин?» О Павле Александровиче Катенине я уже рассказывала. Как и о Екатерине Семеновне Семеновой, о которой тоже спрашивал Пушкин.

Так что перехожу к следующему вопросу: «Что Шаховской?» Но кто не помнит Пушкинскую эпиграмму?

А еще были весьма язвительные выпады против Шаховского в послании «К Жуковскому», в статье «Мои мысли о Шаховском», в письме к Василию Львовичу, а уж разговоры в «Арзамасе».

Так почему же Александр Сергеевич интересуется судьбой Шаховского, своего врага? Но врага ли? Не так все просто. Как вовсе не прост был и сам князь Александр Александрович Шаховской. На первый взгляд производил он впечатление не самое приятное: огромный живот, круглая лысая голова, будто без шеи растущая прямо из плеч, мясистое лицо с тонкими губами и крючковатым носом. Но вот он улыбается, смотрит мягко, доброжелательно, слушает ласково, заинтересованно — и перед вами другой человек.

Рассказывали, будто он как начальник репертуарной части, присваивал чужие произведения, был гонителем молодых талантов; будто был интриган и завистник, будто из зависти к успеху погубил несчастного Озерова, будто.

А вот это уже не слухи, это неприглядная правда: это он грубо и дерзко напал на Карамзина, это он с подмостков театра оскорбил Жуковского. Но не слухи, а истина и то, что ему, человеку, который в течение четверти века определял как репертуар, так и художественную политику императорских театров, принадлежит честь воспитания целой плеяды артистов, составивших блистательный ансамбль, который, по общему мнению, мог на равных соперничать с лучшими европейскими труппами.

Будучи наслышан обо всех многообразных качествах всемогущего в театральном мире князя, Пушкин далеко не сразу и безо всякой охоты согласился на упорные предложения Катенина пойти вместе на «чердак» (так называли в театральных кругах квартиру князя на Малой Подьяческой). Принят был Пушкин с удивившей его любезностью и искренним гостеприимством. Вчерашние враги говорили, говорили и не могли наговориться. Пушкин называл этот первый вечер у Шаховского одним из лучших в своей жизни. Он стал бывать на «чердаке» почти ежедневно и чем ближе узнавал князя, тем больше сожалел о некоторых своих нападках. Писал Вяземскому из ссылки, что Шаховской «право, добрый малый, изрядный автор и отличный сводник»; отдал дань уважения Шаховскому-драматургу и в «Онегине»: «Там вывел колкий Шаховской своих комедий шумный рой».

А. А. Шаховской

Шаховской, действительно, был весьма плодовитым автором, к тому же едва ли не единственным профессионалом, писавшим исключительно для сцены. Знание законов театра и вкусов зрителей делало его пьесы увлекательными и неизменно популярными. Хотя то, что человек его происхождения (род Шаховских идет от Рюрика) посвятил жизнь писанию легкомысленных водевилей, в его среде воспринимали с недоумением (это очень мягко говоря). В автобиографии «Вступление в мое неземное поприще» князь Шаховской вспоминал: «Дядюшка мне сказал: «Похвально и с твоим именем писать стишки для удовольствия общества; но неприлично сделаться записным стихотворцем, как какому-нибудь студенту без всякого родства и протекции»». Но тяга к творчеству оказалась сильнее недовольства сановной родни. Князь Шаховской сделался «записным стихотворцем» и, надо признать, вполне успешным.

Следующий вопрос Пушкина: «Что Ежова?» Если бы не этот вопрос, Екатерину Ивановну Ежову едва ли вспомнили бы даже историки театра. А была она хорошей актрисой (не выдающейся, но вполне профессиональной) и, судя по всему, милым, приветливым человеком. Двадцать лет оставалась гражданской женой князя Шаховского и гостеприимной хозяйкой «чердака».