Артур Мортон - Английская Утопия

Нас поражает то, что удается обнаружить одни и те же мысли и желания, выражаемые почти одинаковыми словами, на разных, континентах и с промежутком в шесть столетий: в Англии в XIV веке и в Америке в начале XX века, или, точнее, в конце XIX века [21] Эти народные произведения с трудом поддаются датировке, как и большинство народных песен и сказок, однако нам кажется, что в агитации популистов против трестов и за дешевый кредит, с особой силой развернувшейся во время выборов 1896 года (когда популисты поддерживали кандидатуру демократа Брайана), содержится ссылка на «Рай бедняка». ; в одной — феодальной, раздробленной и почти целиком аграрной, и другой — высокоорганизованной, промышленной стране с прогрессивной техникой и капитализмом, уже достигшим стадии монополистического капитала. Следует сказать, что хотя «граница», в старом смысле слова, уже перестала существовать в Соединенных Штатах в последние десятилетия XIX века, там все еще сохранялись малодоступные области. Это обусловливало наличие массы чернорабочих, кочевавших по стране: они строили железные и шоссейные дороги, шоссе, рыли каналы и возводили ирригационные сооружения. Эта масса рабочих не имела определенного дела, но оказывалась готовой поехать в любую часть Штатов по первому объявлению, лишь бы найти хороший заработок и иметь работу. Битва с природой также не была еще выиграна. При жестокой классовой эксплуатации и суровости примитивных условий жизни того времени народным массам приходилось сопротивляться не только гнету эксплуататоров, но и непрекращающемуся натиску непокоренных сил природы. Таковы, нам кажется, наиболее вероятные причины вторичного появления темы о Кокейне в целом ряде новых ее вариантов.

Но время не стоит на месте и старая тема появляется вновь уже со значительными изменениями. Они обозначились не только в разнице между «Леденцовыми горами» и «Раем бедняка», с одной стороны, и средневековой страной Кокейн — с другой, но и в различиях между первыми двумя песнями. «Большие Леденцовые горы» по духу ближе к своему средневековому прообразу. В них сильнее фантастический элемент, они проникнуты духом пассивности. Несмотря на кажущуюся веселость, эта песнь, в сущности, отражала усталость и циничный скептицизм, порожденные ясным пониманием того, что в современных условиях Кокейн не может быть ничем иным, как сном. «Большие Леденцовые горы» — гимн самой деморализованной части так называемых «бродяг» — рабочих, бродящих по стране в поисках работы. Это утопия упадочническая, какой и должна она быть в наше время там, где отвертываются от классовой борьбы.

В противоположность «Большим Леденцовым горам», проникнутым пассивным и отрицательным настроением, «Рай бедняка» может быть назван произведением позитивным и активным. Это тоже Кокейн, с некоторой долей старых фантастических элементов, но с добавлением к ним элементов классовой борьбы, хотя и несколько анархического стиля. Так, например, в первой песне читаем:

В «Рае бедняка» иное звучание:

В «Леденцовых горах» читаем:

Тогда как в «Рае бедняка»:

Кроме того, легко увидеть, что в «Рае бедняка» в понятие праздности вкладывается новый и более революционный смысл — тут уже говорится о перевороте в положении классов:

Наиболее разителен контраст в заключительных стихах. Вместо довольно развязно жалкого тона в «Леденцовых горах»:

мы в «Рае бедняка» читаем:

Таким образом, идея страны Кокейн, попав к деклассированным элементам в среде бродячих рабочих, утратила присущие ей мотивы классового протеста, тогда как подхваченная людьми, создавшими организацию «Индустриальные рабочие мира» с ее непревзойденной летописью упорной и бесстрашной борьбы, эта идея и лежащие в ее основе неизменные мотивы еще более развиты и обогащены благодаря соприкосновению с современным социализмом.

В самом деле, при всей фантастичности своей формы Кокейн предвосхищает некоторые основополагающие концепции современного социализма. Социализм, если понимать под ним не академическое изготовление схем, должен вырастать непосредственно из желаний и надежд народа. Оттуда он черпает свои жизненные силы, актуальность и уверенность в конечной победе. Бесклассовое общество — это Кокейн, осуществленный при помощи научных знаний. Социализм находится в согласии со «Страной Кокейн» прежде всего в отношении веры в то, что изобилия можно достигнуть, и притом без нескончаемой и мертвящей душу тяжелой работы. Наивная и живописная форма, в какую облеклось в литературе о стране Кокейн это безусловно правильное убеждение, объясняется невозможностью в те времена, когда она появилась, даже частично претворить ее в жизнь из-за низкого уровня техники средневекового производства. Покорение природы только начиналось, и поэтому окончательное торжество человека над ней можно было себе представить лишь как результат волшебства, в символическом плане. В этом смысле «Страна Кокейн» представляет начало диалектического развития концепции Утопии, нашедшей свое кульминационное выражение в самом крупном и самом социалистическом произведении этого типа, а именно в «Вестях ниоткуда» Уильяма Морриса. Эта книга как бы вобрала в себя все богатство и весь опыт философских утопий, появившихся за весь предшествующий период, и заново связывает их с оставленными без внимания, но не умирающими надеждами народных масс. Одна из основных задач данной работы состоит в том, чтобы проследить, как развивался этот первоначальный образ в по следующей истории английской утопии.

Мы должны будем коснуться еще одного важного вопроса: нам предстоит выяснить, как мыслились в Кокейне взаимоотношения между человеком и природой. Как мы уже видели, люди в средние века очень ясно отдавали себе отчет в том, что находятся в состоянии борьбы с внешней средой. Они глубоко чувствовали враждебность мира, краткость и превратность человеческой жизни. Человек считал себя чужестранцем, временным гостем, переходящим из мрака в сумерки, чтобы снова погрузиться во мрак. Ужас перед этими потемками жизни лишь слегка просветляла церковь, обещавшая людям небесную жизнь, но тут же, угрожая адом, делала этот мрак еще более непроницаемым и жутким. В этом источник чувства ограниченности духовных сил человека, нашедшего свое выражение в догмате о первородном грехе. Церковь рассматривала человека и природу как две отдельные и противоположные силы и считала, что долг первого — противостоять как внешнему миру, так и всему мирскому в самом себе. Борьба человека со всем мирским вне и внутри себя была, по мнению церкви, тем единственным средством, которое не давало ему снизойти до положения животного; церковь утверждала, что при той человеческой природе, какой она есть в действительности, самое большее, на что было бы разумно надеяться человеку, — это устоять от падения и спасти свою душу.