Артур Мортон - Английская Утопия

Наряду с этой боязнью и ненавистью имела место антипатия к Марксу и марксизму. Уэллс, никогда не думавший о том, чтобы постигнуть марксизм, не упускал случая, чтобы над ним поглумиться. Для того, кто видел в социализме главным образом средство заменить шесть молочников одним, марксова концепция истории, его анализ классовой структуры общества, его вера в то, что социализм означает победу рабочего класса, была неприемлема. Всю свою жизнь Уэллс провел в тщетных попытках состряпать свою, соперничающую с марксизмом теорию, в которой сводились бы концы с концами. Поскольку, как мы уже видели, его социализм не был принципиально новой категорией, но лишь иной, более эффективной формой, он мог представлять его разбавленным всевозможными несоциалистичеекими формами или в комбинации с ними. В «Современной Утопии», представляющей его наиболее классический утопический очерк, в котором он воплотил почти все, что почитал практически пригодным для относительно близкого будущего, описывается смешанная экономика, основанная главным образом на идеях «Свободной страны» Герцки, экономика, в которой частные предприятия все еще работают в рамках общественной собственности на землю, транспорт и основные виды коммунальных услуг. Это сочетается с системой, обеспечивающей полную занятость путем планирования общественных работ, поглощающих излишки рабочей силы.

Опровергая Маркса, Уэллс был вынужден все больше и больше отворачиваться от действительности. На место ясной концепции классов, основанной на производственных отношениях, Уэллс выдумал, несколько опираясь на Юнга, классификацию, основанную на психологических типах. В «Современной Утопии» люди поделены на четыре «класса сознания» — поэтический, кинетический, ограниченный и низкий. Значительно позднее, в «Работе, богатстве и счастье человечества» (1932), разделение проведено несколько по-иному: люди делятся на «персон» — крестьян, самодержцев и священников. Поскольку все эти классификации совершенно не связаны с реальной жизнью, очень легко изобрести любое количество их и все они будут одинаково правдоподобны и одинаково лишены смысла.

Эти классификации, кроме того, статичны, они претендуют на описание чего-то, встречаемого одинаково в любом обществе, и поэтому не оставляют места для представления о могущем произойти изменении от внутренних движений и противоречий в современном обществе. И все же Уэллс знал, что мир изменится, и, более того, он сам верил в необходимость и возможность Утопии. А поскольку для Уэллса Утопия не могла быть, как для Морриса, результатом борьбы рабочих, ему приходилось прибегать к бесконечным уловкам, чтобы убедительно объяснить, «как произошла перемена». Это достигалось различными способами. В «Освобожденном мире» перемену производили прозревшие властители. В «Грядущем» имел место открытый заговор летчиков и инженеров под девизом «На крыльях через весь мир». В «Современной Утопии» также рассказывается о другом открытом заговоре аристократии, самураев, «священников» в уэллсовском понимании, решившихся служить миру, не считаясь с тем, захочет ли он этого, или нет. Наконец, в романе «Люди как боги» процесс обрисован несколько смутно, в виде общего и постепенного роста просвещенности:

«М-ру Барнстеплю было дано понять, что это не те насильственные изменения, которые наш мир научился называть революциями, но лишь рост просвещения, рассвет новых идей, в котором установления старого порядка продолжали жить некоторое время, постепенно слабея, пока народ, следуя здравому смыслу, не заменял старого новым».

К каждой Утопии Уэллса ведет своя отдельная дорога, но у всех у них есть то общее, что Утопия всегда диктуется грубому и недовольному большинству просвещенным меньшинством. Уэллс так никогда и не рассказал, как будет подобрано это меньшинство и из кого оно будет состоять. Иногда выдвигался светский орден, вроде самураев, отобранных из более образованных слоев населения и связанных «уставом» в средневековом значении этого слова. В другом случае он искал его среди людей науки, или между инженерами, техниками, или администраторами, которых расплодилось так много для обслуживания монополистического капитала. К старости Уэллс все усиленнее искал спасителей среди наиболее преуспевающих и «просвещенных» капиталистов — фордов и рокфеллеров, моррисов и мондсов. Он полностью разделял общие иллюзии во время великого американского бума конца 20-х годов и почти ничего не извлек из уроков кризиса 1929 года.

Его неверие в рабочих тесно связано с его нелюбовью к демократии: как бы все его Утопии ни разнились между собой, они все антидемократичны. Устроив Утопию по- своему, меньшинство избранных начинает управлять ею самовластно, пусть даже и благожелательно. Нельзя нигде встретить указания или намека на то, что эта грань между меньшинством и массой может быть устранена, и это вполне естественно, ибо она отражает не разницу между классами, которая должна исчезать в бесклассовом обществе, но произвольную и абсолютную разницу психологического типа, врожденную и неизменную.

Уэллс принимает платоновскую концепцию о специализации общества, в котором каждый выполняет ту работу, к которой он приспособлен по своей натуре и подготовке, и, следовательно, общества дифференцированного. В романе «Первые люди на Луне» эта ступенчатость доводится до предела, который Уэллс может быть сознательно и не одобрял:

«На Луне каждый гражданин знает свое место. Он родился для этого места, и тщательная дисциплина, обучение, воспитание и лечение, через которые он проходит, подготавливают его к нему так совершенно, что у него нет ни мыслей, ни органов для чего-либо, помимо выполнения отведенных ему обязанностей. «На что они ему нужны?» — спрашивал Фи-у. Если, например, селенит житель Луны пред назначен быть математиком, его учителя и воспитатели сразу же начинают готовить его к этому. Они обладают большим психологическим опытом и устраняют всякие зародыши стремлений к другим целям, поощряют только его математические наклонности. Его мозги развивают, вернее развивают его математические способности, все же остальное развивается лишь насколько это нужно, чтобы поддержать эти способности его».

Независимо от того, приглашают ли нас любоваться селенитами, или нет, в них лишь доведено до логической крайности то, что свойственно всему образу мыслей Уэллса, а такая логика приводит к такому миру, какой показан в «Славном новом мире» Хаксли или в «Стране под Англией» Джозефа О'Нейла.

B специализированном обществе управление им так же является делом специалистов. Уэллс, как и Платон, думал, что сапожник, работая из последних сил, должен довериться тем, кто лучше его знает, что для него хорошо, — самураям или явным заговорщикам. Были сделаны попытки провести параллель между самураями и коммунистической партией: в этих попытках игнорируется та основная разница, что самураи отделяют себя от масс, которым они навязывают свою волю, тогда как коммунисты остаются частью того класса, который они ведут. Эта истина была образно выражена Сталиным, когда он сравнил коммунистическую партию с мифическим греческим гигантом Антеем, который лишался своей силы, как только переставал касаться земли: