Петр Алешкин - Крестьянские восстания в России в 1918—1922 гг. От махновщины до антоновщины

Введение продовольственной разверстки в начале 1919 г. и насильственная практика ее осуществления очень скоро отозвались и в Поволжье мощным крестьянским восстанием в регионе — «чапанной войной». Восстание охватило уезды Симбирской и Самарской губерний, освобожденные осенью 1918 г. от власти Комуча. Именно на них сразу же после восстановления Советской власти пала основная тяжесть продразверстки. Из урожая 1918 г. только Самарская губерния дала Советской России одну пятую часть всего добытого в заготовительную кампанию хлеба {2: 181}. Ситуация усугубилась близостью фронта, который потребовал от крестьян прифронтовой полосы выполнения различных повинностей, связанных с удовлетворением потребностей армии. Тяжким бременем для крестьян стал введенный еще 30 октября 1918 г. «чрезвычайный 10-миллиардный революционный налог на имущие группы городского и сельского населения» {3: 465—469}. Налог на деревню оказался столь преувеличенным, что его изъятие проводилось не только с имущих, но с населения деревни в целом. Не случайно в крестьянских жалобах и протестах чрезвычайный налог отождествлялся подчас с контрибуцией. Насильственные действия местных властей (комбедов, сельсоветов, продотрядов) по отношению к крестьянам в ходе сбора чрезвычайного налога и продразверстки вызвали взрыв крестьянского недовольства. События января—февраля 1919 г. явно предвещали массовое крестьянское восстание на территории Поволжья — в непосредственном тылу Красной армии, отражавшей наступление армии Колчака, враждебной и для большевиков, и для крестьян. Понимание опасности возникло и в центральных органах власти, о чем свидетельствует циркуляр НКВД о мерах по предотвращению крестьянских восстаний. Однако реальных мер по исправлению ситуации циркуляр не предлагал. Все сводилось к «работе контрреволюционеров» и «недостаточной тактичности» местных органов власти, неумелому исполнению ими заданий Центра.

Важнейшей особенностью крестьянского движения в регионе в 1919—1922 гг. был многонациональный состав его участников. Эта особенность определялась спецификой Поволжья как одного из многонациональных районов страны. Крестьянские выступления против военно-коммунистической политики имели место во всех национальных районах Среднего и Нижнего Поволжья. И русские, и татарские, и чувашские, и мордовские села принимали участие в повстанческом движении. Причем в ходе этого движения крестьянами не выдвигались националистические лозунги. Об этом убедительно свидетельствует самое мощное в регионе крестьянское восстание, названное современниками «вилочным» или «восстанием Черного орла-земледельца».

Восстание крестьян Симбирской и Самарской губерний вспыхнуло неожиданно, стихийно, практически одновременно в нескольких уездах 3 марта 1919 года.

Как свидетельствует телеграмма Самарского губисполкома в НКВД о восстании крестьян 3 марта в с. Ново-Майна Мелекесского уезда, крестьяне «отказались допустить к учету хлеба, дать подводы для срочных надобностей и выгнали продовольственных инструкторов, угрожая жизни. Были командированы в Ново-Майну заведующий уездным отделом управления, военный комиссар и два политических работника с отрядом кавалерии в 20 человек, по прибытии коих сделано собрание с целью уладить дело мирно, но со стороны толпы было произведено нападение на командированных заведотдуправления, военкома. Отряд в это время был во дворе совета, вовремя не мог оказать помощи, в результате завотделом управления, военком отделались легкими побоями, двое агитаторов тяжело избиты толпой, отряд залпами рассеял толпу, есть раненые» {4}.

В этот же день в селе Новодевичье Сенгилеевского уезда Симбирской губернии на крестьянском сходе начались волнения, которые очень быстро переросли в восстание, получившее название «чапанная война». Некоторые документы говорят, что восставших было до двухсот тысяч человек.

Село Новодевичье имеет свыше 1000 дворов, расположено у волжской пристани, в центре хлебного района. Свидетель начала восстания агитатор Н.Г. Петров в своем отчете о причинах и ходе крестьянского восстания в Ново-Девиченской волости Сенгилеевского уезда пишет, что «работавшая здесь чрезвычайка, во главе с убитым во время восстания председателем ее Казимировым, в высшей степени щедро употребляла избиение своих “клиентов” кулаками, прикладами, плетью, пиками и т.д… Находившийся здесь продотряд Павлова вел себя возмутительно: пьянствовал, совершал всяческие поборы овец, молочных продуктов, отчуждал безвозмездно что понравится, по ночам шла стрельба вверх и т.д. В пьянстве не уступали и ответственные представители: комиссар Белов, председатель ЧК Казимиров, начальник отряда Павлов, комиссар Стафеев (в Мордове) и др., кончая новодевическим милиционером, командированным сюда из Сенгилея и не убывшимся, несмотря на все требования Ново-Девиченского волостного исполкома» {1: 182—187}.

Некоторые представители местной советской власти в пьяном кураже доходили до откровенного издевательства и унижения крестьян. Так, например, «в с. М. Чурашево во время пиршества на свадьбе один из членов волостного совдепа т. Гавриков запряг четырех баб в салазки, надел на них хомуты, седелки, бубенцы, к дуге привязал колокольчики, взял в руки кнут и тронул по улице диковинную четверку. Порой т. Гавриков слезал со своих салазок, привязывал “четверку” к воротам и входил в чью-либо избу; “лошади”, стоя на морозе, стучали зубами» {5}.

Волнения в с. Новодевичье 3 марта начались со схода, созванного сельским советом. На нем было сообщено несколько случаев слишком решительной реквизиции комиссаром Беловым хлеба и скота: у крестьянина Дм. Воробьева весь хлеб реквизировали «под метелку», не оставив ничего хозяину; у вдовы Кучеровой была сведена последняя корова и т.д. и т.д. В результате сход пришел к убеждению, что необходимо дать отпор действиям продкомиссара в масштабе всей волости. 3 марта вечером крестьяне врываются в почтово-телеграфную контору во главе с Крохиным, знающим азбуку Морзе, и устанавливают свой контроль над аппаратом.

Агитатор Н.Г. Петров в своем отчете пишет, что «несмотря на некоторое сходство событий 3—15 марта с левоэсеровскими восстаниями, здесь, в Новодевичье, на какую-либо связь с левыми эсерами нет буквально ни одного указания. К тому же убеждению меня приводит и совершенное отсутствие следов пребывания в Новодевичье посторонних лиц, вопреки всем газетным сообщениям о каком-то поручике, графе Орлове-Давыдове и т.д.». Выдвинувшиеся во время восстания руководители Новодевиченского «штаба» все были исключительно из местных людей {1: 182—187}.