Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

Надо отметить важное обстоятельство. Всего за месяц до ареста Петрова весь революционный мир, а равно и мир политического сыска, был потрясён до основания разоблачением Азефа. Секретным агентом Департамента полиции оказался руководитель Боевой организации и член Центрального исполнительного комитета партии эсеров. Азеф выдал полиции не одну сотню пламенных революционеров, и при этом лично организовал самые решительные революционные теракты: убийства Плеве и великого князя Сергия Александровича. Материалы этого дела были опубликованы в эмигрантской печати знаменитым политическим скандалистом Бурцевым. Мало того, что эта история до невозможности компрометировала и партию эсеров, и Департамент полиции, она ещё породила острую кадровую проблему у тех и у других. Лишившись Азефа, обе стороны потеряли самого необходимого человека: эсеры – вдохновителя героических убийств, полиция – главного информатора и агента влияния. Азефа надо было кем-то заменить. В этом сходились интересы террористов и охранителей.

Но кем? Поиск ведёт и та сторона, и другая. У эсеров сразу появился доброволец, возжелавший возглавить Боевую организацию: Борис Савинков. Этот человек – романтик, хладнокровный убийца, бретёр, красавец-мужчина – всегда с невероятной энергией хватался за любое дело, и всегда всё с треском и грохотом проваливал. Пользуясь растерянностью вождей эсеровской партии, он явочным порядком приступил к руководству террором. Восторга это у соратников не вызвало: в деловые качества Савинкова они не очень-то верили. Да тут ещё вышел из печати роман некоего В. Ропшина «Конь бледный» (роман, надо сказать, бездарный до патологии) – конечно же, про революционный террор; из-за маски-псевдонима откровенно торчали уши Савинкова. Мало-мальски здравомыслящие эсеры пришли в ужас: руководство Боевой организацией в руках самовлюблённого графомана! Но вот в чём беда: заменить его некем. Поток фанатиков-добровольцев, прежде с избытком восполнявший все потери Боевой организации, после истории с Азефом сузился до ручейка, а охватившая эсеров шпиономания отсекала и этих немногих. Даже Савинков, безусловный мастер увлекать людей (особенно женщин) – и тот смог собрать группу лишь человек двенадцать – шестнадцать. Появление Петрова, испытанного бойца, уже трижды бежавшего из тюрьмы (совершить побег было в эсеровской среде очень почётно – всё равно как заслужить орден), должно было вызвать живейший интерес эсеровского руководства: не он ли есть тот, кто заменит Савинкова и возглавит террор?

В руководстве полиции понимали выгодность и перспективность вербовки Петрова. Вновь поставить своего агента во главе революционно-террористического подполья – соблазнительно! И всё же, мнения разделились. Трусевич высказался против организации побега и внедрения нового агента в стан врага: Петров, мол, преступник и должен понести наказание. Впрочем, мнение Трусевича в этот момент уже ничего не значило; почему – увидим чуть позже. Вербовку Петрова решительно поддержали начальник Петербургского охранного отделения Герасимов и новоиспечённый товарищ министра внутренних дел Курлов. Окончательное решение принимал сам министр внутренних дел и председатель Совета министров Столыпин. Именно он дал санкцию на сотворение нового двойного агента.

Петров был переведён из тюрьмы в саратовскую психлечебницу. Оттуда в мае 1909 года бежал. В начале июня, с новыми документами, он появляется в Петербурге. Здесь его ждут чрезвычайно интересные встречи с руководителями политической полиции. Герасимов уже оставил пост начальника столичной охранки, передав его Карпову. Поэтому Петров сначала тайно встречается с Карповым, о чём-то с ним беседует и получает тысячу рублей. Через несколько дней – такая же конспиративная встреча с Герасимовым – и ещё тысяча рублей. Очевидно, высокопоставленные жандармы высоко ценят нового агента, стремятся перекупить его друг у друга. Карпов и Герасимов снабжают Петрова инструкциями. Герасимов к тому же определяет к нему человека для связи – жандармского ротмистра Долгова. И Карпов приставляет своего куратора – сотрудника Департамента полиции Доброскока. Снабжённый документами, деньгами, инструкциями, Петров выезжает за границу для вступления в контакт с руководством партии эсеров и её Боевой организации.

Разберёмся – кто есть кто.

Максимилиан Иванович Трусевич. Служил по Министерству юстиции, в 1880 – 1890-х годах – прокурор Рижского, Новгородского, Петербургского окружных судов, с 1903 года – прокурор Петербургской судебной палаты. Директором Департамента полиции Министерства внутренних дел назначен в июне 1906 года. Для начальника такого ранга довольно-таки молод: ему сорок три года. Время для полиции очень лихое: кругом восстания, революционный террор; в Департаменте за год сменилось три директора. Трусевич призван укреплять расшатанный полицейский механизм. За это дело он взялся со всей энергией. Он вообще энергичен, профессионально подготовлен и, главное, честолюбив.

Отзывы современников о нём противоречивы. Бывший жандармский офицер А. П. Мартынов восхваляет его профессионализм и даёт портрет настолько сочувственный, что можно подумать: пишет влюблённая девушка. «Выше среднего роста, худощавый, исключительно элегантный шатен с тонкими чертами лица, чуть коротковатым тонким носом, щетинистыми усиками, умными, пронизывающими и несколько насмешливыми глазами и большим открытым лбом, Трусевич представлял собой тип европейского светского человека». Курлов, о котором речь ниже, в своих воспоминаниях подчёркивает иное: «Возможности ошибок со своей стороны М. И. Трусевич не допускал, чужое мнение для него не существовало, он был убеждён, что никто ничего не делает, ничего не понимает». Тут сквозит явная неприязнь, создаётся образ самовлюблённого деспота. Такой персонаж народных лубков был – царь Максимилиан. Курлов приписывает именно Трусевичу внедрение провокации как системы в деятельность политической полиции. Трусевич, мол, всюду, где надо и где не надо, создавал районные Охранные отделения, набирал в них кого попало, а о работе судил по отчётности, «измерял достоинство розыскных офицеров по количеству сообщённых ими сведений»; в чем и следовало, по мнению Курлова, «искать зачатки так называемой провокации». Кто бы ни был прав, ясно одно: Трусевич был фигурой перспективной, амбициозной. Политический сыск он стремится превратить в разветвлённый, отлаженный механизм. И контролировать его единолично. Далеко идущие планы директора Департамента полиции не могли не вызывать опасений у начальства. Столыпин ищет для Трусевича сдержку и противовес. В начале 1907 года вице-директором Департамента полиции Столыпин назначает Курлова.