Марлис Штайнер - Гитлер

После краха Муссолини Гитлер объяснял падение режима тем, что тот связал себя с крупным капиталом вместо того, чтобы решительно с ним порвать. Его антикапиталистические высказывания начала 1920-х годов отнюдь не носили характер конъюнктурных, но отражали его глубокое внутреннее убеждение, о чем мы еще будем говорить.

Что касается Франко и его режима, то после первых хвалебных отзывов он вскоре переменил свое мнение. Испанский генерал, по его мнению, был реакционером и «послушной игрушкой» в руках Церкви. Гораздо больше симпатии вызывали у фюрера испанские красные и, разумеется, фалангисты.

Все это доказывает, что Гитлер считал себя революционером, хотя видел в революции не столько одно решающее событие, сколько последовательность событий. Национал-социалистов он называл «революционными реформаторами». Его целью была длительная, почти вечная революция – перманентная, но осуществляющаяся поэтапно.

Гитлер всегда проводил четкое различие между социализмом, с одной стороны, и марксизмом и большевизмом – с другой. К последним он также относил социал-демократов и коммунистов, не видя между ними большой разницы. Иногда он называл марксистскими буржуазные партии, признающие парламентаризм, демократию и интернационализм и отвергающие расизм. Основное его недовольство марксизм вызывал за то, что вместо «вечной борьбы» предлагал пацифизм, вместо расовых ценностей – интернационализм, а вместо роли личности – демократию.

Между тем слово «социализм» входило в название его партии. Как же он его понимал? В интервью американской газете в октябре 1923 года он дал на этот счет следующие пояснения. Социализм для него – это наука коллективного процветания, к чему коммунизм не имеет никакого отношения, равно как и марксизм, идеологи которого «украли» это слово, полностью извратив его смысл. Социализм – древняя арийская, даже германская традиция. Предки немцев, сообща владевшие землями, пеклись об общем богатстве. Марксизм же, это «еврейское изобретение», не имеет никакого права выдавать себя за социализм, который не отвергает ни частной собственности, ни роли личности, ни верности отчизне. Наш социализм, продолжал он, национальный. Мы требуем, чтобы государство удовлетворяло законным нуждам трудящихся классов, базируясь на расовой солидарности. Германизм и марксизм, так же как немцы и евреи, – это антиподы.

Первичным для Гитлера являлось понятие «народа». Социализм ратует за защиту его интересов внутри государства в соответствии с принципом: коллективный интерес выше частного. Национализм, со своей стороны, представляет интересы народа по отношению к зарубежным странам.

Согласно учению о «революционной реформе», социализм и экономика должны развиваться медленно, без уничтожения частной собственности, без ломки культурных и нравственных ценностей, отличающих европейцев от азиатов и представителей других рас. Впрочем, Гитлер не раз высказывал пожелание перетянуть на свою сторону марксистов, коммунистов и прочих сторонников интернационализма.

В другой раз он дал социализму несколько иное определение. Социализм – это этичное отношение ко всем, кто живет вместе в одном этническом или национальном пространстве. Ничего нового в этом определении нет – достаточно перечитать заповеди Христа и пророков. Первые христиане жили при социализме, но затем Церковь извратила идею христианского социализма. Миссия национал-социалистов в том и заключается, чтобы вернуть немецкому народу эти Божьи заповеди. Таким образом, с точки зрения Гитлера, социализм – явление не экономическое, а чисто политическое, даже религиозное.

В беседах с соратниками Гитлер говорил, что индустриализация постепенно стирает человеческую индивидуальность, но социализм образца НСДАП даст человеку возможность развития на расовой основе, то есть осуществит то, что оказалось не под силу марксизму, ленинизму и сталинизму.

В сравнении с отточенными формулировками Маркса эти высказывания представляются чрезвычайно туманными. Мы находим в них, помимо откровенных глупостей, некую смесь из воззрений социалистов-утопистов XIX века, а также некоторые понятия, близкие к современной теории «общего блага». Это лишний раз доказывает, что самоучка Гитлер был эклектиком.

Еще в Вене Гитлер смог воочию убедиться в том, какая бездна разделяла роскошь высшего общества и нищету рабочих. В своих послевоенных речах он не раз касался вопроса социальной справедливости, необходимых для этого реформ, в том числе аграрной и пенсионной. Характерно, что его внимание к самому многочисленному и самому обездоленному классу, как называл его Сен-Симон, проистекал в основном из его идей volkish: народ не может выжить, если не все его части здоровы. Народ – вот что интересовало его в первую очередь.

Как же он намеревался решать социальный вопрос? Следует заметить, что Гитлер действительно обратился к нему только во время Второй мировой войны, в связи с проблемой жизненного пространства. До того он в основном говорил об уничтожении классов и установлении равенства шансов. Однажды, выступая в Генштабе, он перечислил три главные задачи любой революции: 1) уничтожить сословные перегородки и дать каждому возможность социального восхождения; 2) обеспечить уровень жизни, гарантирующий даже самым бедным прожиточный минимум; 3) гарантировать каждому доступ к благам культуры.

Вполне очевидно, что на его взгляды оказал влияние собственный жизненный опыт. Человек скромного происхождения, он ратовал за социальное участие в жизни общества всех его здоровых элементов. Отсюда – разговоры о равенстве шансов, что для него вовсе не означало равенства людей. Ни о каком равенстве для «низших» существ – женщин и неарийцев – не могло идти и речи.

Центральную роль в реализации этой идеи были призваны сыграть школы, где каждый мог получить образование: каждому по способностям.

Какое значение Гитлер придавал общественным классам? Аристократия и крупная буржуазия, по его мнению, переживали период упадка. Именно они толкнули рабочих в объятия марксистов. Материалисты до мозга костей, они рассуждают исключительно в терминах экономики и не способны подняться до идеализма. Когда буржуазия рассуждает о национализме, повторял он, она думает только о собственных интересах. Вот почему 15 или 16 миллионов немцев отвернулись от национализма. У буржуазии и ее партий нет ни идеологии, ни программы, их цель – «спокойствие и порядок». Но создать новый без идей нельзя, даже располагая амбициями и деньгами. Но, что еще хуже, буржуазия культивирует трусость и бесхребетность. Любопытно, что подобные высказывания фюрер допускал не только в ходе публичных выступлений, что можно было бы объяснить демагогией, но и в личных беседах с самыми близкими соратниками.