Эрнест Ренан - Антихрист

Одно обстоятельство в значительной степени поддерживало в Иудее постоянную вражду против империи, а именно, что евреи не принимали участия в военной службе. Повсюду легионы составлялись из среды местного населения, и, таким образом, при помощи ничтожных по численности армий римляне держали в своих руках огромные области. Римский воин и местные жители оказывались соотечественниками. В Иудее было не так. Легионы, занимавшие страну, набирались по большей части в Кесарее и Себасте, городах, находившихся в антагонизме с иудаизмом. Отсюда была полнейшая невозможность соглашения между армией и народом. Римские силы были в Иерусалиме заперты в своих укреплениях и находились как бы в непрерывном осадном положении.

Впрочем, не следует думать, что чувства различных отделов еврейского мира по отношению к римлянам были всюду одни и те же. Если исключить таких светских деятелей, как Тиверий Александр, которые сделались индифферентными к старому культу и на которых единоверцы смотрели как на ренегатов, весь мир смотрел на чужеземных завоевателей неодобрительно, но не все были готовы довести дело до восстания. В этом отношении в Иерусалиме можно было различать четыре или пять партий.

Во-первых, партий саддукеев и иродиан, остатки дома Ирода и его клиентелы, крупные фамилии Анны и Воетуса, в руках которых находился сан первосвященника; мир эпикурейцев и неверующих сластолюбцев, презираемых народом за их гордость, за недостаток у них набожности, за их богатства; это была партия по существу консервативная, которая видела гарантию своих привилегий в римской оккупации и хотя и не любила римлян, но сильно противилась революции.

Во-вторых, партия фарисейской буржуазии, партия порядочных людей, разумных, живущих в довольстве, спокойных, уравновешенных, преданных религии, соблюдающих закон, даже набожных, но не обладающих сильным воображением, достаточно образованных и знакомых с чужеземным миром; они ясно видели, что возмущение не может привести ни к чему, кроме гибели нации и храма. Иосиф является типом этого класса общества; участь его была та, какая всегда бывает суждена умеренным партиям в эпоху революции: бессилие, непостоянство и высшее огорчение — прослыть в глазах народа предателем своего отечества.

В-третьих, всякого рода экзальтированные сектанты, зелоты, сикарии, ассасины, странная смесь нищенствующих фанатиков, доведенных до крайнего бедствия несправедливостями и насилием саддукеев; они считали себя единственными наследниками обетований Израиля, возлюбленного Богом «бедняка»; питаясь такими пророческими книгами, как Еноха, как разные неистовствующие апокалипсисы, уверенные в том, что приближается царство Божие, они, наконец, дошли до высшей степени экзальтации, какая только была известна в истории.

В-четвертых, разбойники, люди без призвания, авантюристы, опасные паликары, плод полнейшей дезорганизации страны; эти люди, по происхождению большей частью идумейцы или наватеи, довольно мало интересовались религиозными вопросами, но они были главными виновниками беспорядков и находились в естественном союзе с партией экзальтированных.

В-пятых, благочестивые мечтатели, ессеи, христиане, евионим, спокойно ожидавшие царства Божия, набожные люди, группировавшиеся вокруг храма; они только молились и плакали. В их числе были и ученики Иисуса; но в глазах общества они были еще таким ничтожеством, что Иосиф даже не перечисляет их в ряду элементов, участвовавших в борьбе. Мы можем предвидеть, что в день опасности эти святые люди сумеют только спасаться бегством. Дух Иисуса, полный божественной силы для того, чтобы отвлечь человека от мира и утешить его, не мог внушить ему того узкого патриотизма, который создает сикариев и героев.

Разумеется, господами положения должны были сделаться экзальтированные. Демократические и революционные элементы иудаизма обнаруживались в них с устрашающей силой. Вместе с Иудой Гавлонитом они были убеждены в том, что всякая власть проистекает из злого начала, что царская власть есть дело рук Сатаны (такие правители, как Калигула, Нерон, поистине воплощенные демоны, только подтверждали со своей стороны эту теорию), и они скорее дали бы себя искрошить на куски, нежели назвали бы господином кого-либо, кроме Бога. В подражание Матафии, первому зелоту, который, увидав, что еврей приносит жертву идолам, убил его, они мстили за Бога ударами кинжала. Для них достаточно было услыхать, что какой-либо необрезанный упомянул о Боге или о Законе, чтобы постараться захватить его наедине и предложить ему на выбор: или подвергнуться обрезанию, или умереть. Исполнители этих таинственных приговоров, предоставляемых «руке неба», в уверенности, что на них лежит обязанность придать действительную силу грозной каре отлучения, каре, равносильной лишению покровительства законов и преданию смерти, образовали армию террористов среди полного разгара революционного кипения. Можно было наперед предвидеть, что эти смятенные головы, неспособные отличить своих грубых аппетитов от страстей, представлявшихся им в их неистовстве святыми, дойдут до самых крайних эксцессов и не остановятся ни перед каким безумством.

Умы находились под влиянием как бы непрерывной галлюцинации; потрясающие слухи распространялись повсеместно. Все грезили предзнаменованиями; апокалипсический колорит еврейской фантазии давал всему кровавый ореол. Все с ужасом рассказывали друг другу о кометах, мечах на небе, о битве в облаках, о свете, который ночью сверкал в глубине святилища, о противоестественных уродах, которые рождались от жертвенных животных в самый момент жертвоприношения. Однажды громадные медные ворота храма сами собой открылись, и их было невозможно запереть. На пасхе в 65 году около трех часов пополуночи храм в течение получаса был освещен, как средь белого дня; подумали, что внутри него загорелось. В другой раз, в день Пятидесятницы, священники слышали внутри «святая святых» шум, как бы производимый множеством людей, делающих приготовления к переезду и говорящих друг другу: «Уйдем отсюда! уйдем отсюда!» Все это, конечно, получало объяснение лишь впоследствии, но глубокая смута в умах была лучшим признаком, что подготовлялось нечто чрезвычайное.

Мессианские пророчества в особенности возбуждали в народе непреодолимую потребность волноваться. Невозможно мириться с участью посредственности, когда в будущем предстоит царская власть. Все мессианские теории для толпы резюмировались в пророчестве, будто бы взятом из Писания и гласившем: «Около этого времени из Иудеи должен выйти государь, который сделается владыкой вселенной». Бесполезно бороться логическими доводами против упорной надежды; очевидность не в состоянии бороться с химерой, к которой народ прилепился всеми силами своей души.