Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

В сотнях изданий, в миллионных тиражах, на многих языках музыкальные издания идут в народ — пушкинские песни и романсы, десятки опер на пушкинские темы, в роскошно оформленных театрах и многочисленных клубах, при чудесных хорах и оркестрах, при участии чудесных певцов и певиц, в бесконечных радиопередачах — уже целых полтора века Пушкин идет и идет в народ.

Какие образы, какие мотивы, какие декорации, какая душевная реакция в массах! Мы всюду видим и слышим пушкинские мотивы и настроения: в «Иване Сусанине», в «Руслане и Людмиле», в «Борисе Годунове», в «Русалке», «Князе Игоре», в «Сказке о царе Салтане», «Золотом петушке», в «Евгении Онегине», в «Мазепе», в «Пиковой даме», «Дубровском», в «Алеко».

Пушкин и Глинка озвучили историю и быт русского народа, и Мусоргский, и «Могучая кучка», и Чайковский вошли в великий хор, славящий дело Пушкина.

С утра 27 января 1837 года в большой одиннадцатикомнатной квартире семьи Пушкиных на Мойке у Певческого моста, в бельэтаже старинного дома княгини Волконской, все шло как обычно.

Александр Сергеевич проснулся в восемь, встал с красного своего дивана, накинул старенький, в клетку халат, выпил чаю, сел за свой письменный стол — простой, очень большой. Занимал стол середину узкой светлой комнаты, был завален бумагами, перед столом — кресло. Слева два окна, справа — полки, заставленные книгами до самого потолка. Очень скромна была вся эта обстановка.

Занимался Пушкин за столом часов до одиннадцати, затем оделся, ему подали сани, и он уехал. Вскоре же вернулся в хорошем расположении духа, что-то напевал, прохаживался по кабинету. Увидев в окно, что к нему идет полковник Данзас, его товарищ по Лицею, встретил его в прихожей, и оба прошли в кабинет.

Данзас скоро уехал. Ударила пушка за Невой с верхов крепости.

Полдень 27 января.

В кабинет Пушкина вошел с поклоном Цветаев Федор Фролыч, главный приказчик, правая рука издатели А. Ф. Смирдина. Был он человеком угрюмым, малообщительным, как и его хозяин. Пушкин очень любил Цветаева.

Суровый книжник этот страстно любил литературу, был живым её каталогом и, не задумываясь, мог дать справку о любой русской книге, от Ломоносова до вышедшей в свет вчера, знал и о них все отзывы.

Пушкин очень весело встретил Федора Фролыча — ведь тот приехал к нему от своего хозяина Смирдина договориться о новом издании сочинений поэта.

Смирдин боялся пушкинского «Современника» как возможного опасного Конкурента своему ходкому журналу «Библиотека для чтения», и настолько, что даже предлагал поэту пятнадцать тысяч рублей отступного — лишь бы Пушкин не открывал «Современника». Деловые отношения между обоими издателями были очень тесными.

Цветаев уехал.

Пушкин сел за стол и снова работал. Написал деловое письмо Ишимовой, автору книги «История России в рассказах для детей», — Ишимова сотрудничала в журнале.

Пробило час.

Детей еще с утра отвезли в гости к княгине Ек. Н. Мещерской, дочери Н. М. Карамзина, — и в доме наступила тишина. Пушкин встал из-за стола, принял ванну, надел чистое белье. Вышел было в бекеше, но вернулся с улицы — мороз! Велел подать большую шубу и пешком пошел до извозчика.

Около двух пополудни подали лошадей Наталье Николаевне — она поехала за детьми: время им домой! На Дворцовой набережной ее выезд встретился с извозчичьими санями, в которых ехал Пушкин с Данзасом. Она их не заметила и спокойно вернулась домой около четырех. В комнатах зазвенели детские голоса, началась беготня.

Январские ранние сумерки заливали комнаты, в окнах гасли розовые снега. Стемнело. Пробило шесть. Прислуга, как обычно, замелькала в столовой, в буфетной, зазвенела посуда— накрывали стол к обеду: Пушкины обедали поздно, на английский манер, после семи.

Наталья Николаевна в своей комнате сумерничала со средней сестрой Азинькой — о Коко говорили сестры взволнованно, о старшей, как-то она теперь со своим мужем Жоржем Дантесом? Молодые! И что напишет им об этом маменька Наталья Ивановна? Она молчит. Долго нет писем:

Наталья Николаевна позвонила: «Дайте свечи!» Горничная Груня внесла в полутёмную комнату две горящие свечи с перламутровыми щитками на подсвечниках. Пора было обедать, ждали только Александра Сергеича…

К парадному подъезду медленно подъехала карета, внизу гулко хлопнула дверь, послышались голоса, потом шаги — кто-то быстро шел через буфетную, через столовую, шел прямо, без доклада. Зашевелилась гардина, показалась высокая фигура К. К. Данзаса, как всегда, с рукой на перевязи — полковник был ранен еще в Турецкую кампанию.

Сестры переглянулись, разом вскочили с дивана, Наталья Николаевна прижала руки к груди.

— Не волнуйтесь! — хрипло с морозу выговорил Данзас. — Александр Сергеевич только что стрелялся… С Дантесом… Легко ранен… Нет, нет — не опасно! — вытянул он руку на испуганное движение Натальи Николаевны.

— Где, где он? Господи…

— Его несут!

Наталья Николаевна ринулась птицей через столовую в прихожую. Морозом тянуло с мраморной, с колоннами, парадной лестницы, со всего дома сбегались люди, слышалось аханье, шепот, на полированных мраморах скользили отблески свечей. Высокий дядька Никита Тимофеич нес легко вверх по ступеням Пушкина. Поэт курчавой своей головой припал к его плечу, левая рука висела бессильно.

Наталья Николаевна вскрикнула, в обмороке опустилась на ковер. В кабинете две женщины уже хлопотали, стелили постель на диване. На письменном столе зажгли свечи под зеленым абажуром.

Кабинет поэта, убежище сосредоточенных раздумий, медлительных и озабоченных изысканий; вдохновенных прозрений, кладовая драгоценных всенародных мыслей, превращался в госпиталь.

Врача на поединке не было, домашние растерялись, распоряжался сам Пушкин — сам приказал подать чистое белье… Его уложили на диван.

За врачом наконец кинулся Данзас. Сперва поскакал он к придворному лейб-медику Арендту — нет дома.

К Саломону — нет дома.

К Пирсону — нет дома.

В Воспитательный дом — там нашел доктора Шольца.

— Но я же акушер! — сказал Шольц. — Я вам бесполезен… Я привезу сейчас врача.

Шольц привез наконец доктора Задлера, который наложил на рану компресс.

Приехал доктор Спасский, домашний врач Пушкиных, приехал и доктор Арендт. Доктор Арендт, осмотрев рану, в ответ на твердые настойчивые вопросы Пушкина, продиктованные необходимостью привести в порядок дела, объявил, что возможен худший исход. Доктор Спасский предложил Пушкину послать за священником. Пушкин согласился.