Алексей Мартыненко - Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого

Да их попросту надули! И поймали, что самое смешное, на ту же глупую уловку, из-за которой затем найдут свою Иудину петлю их последователи в 1917 году.

И вот каковы мотивы их упорного незамечания итогов тогда еще только что прошедшей, буквально у них на глазах, революции во Франции:

«…основным мотивом, подвигнувшим декабристов на мятеж, было желание освободиться от своего кредитора, то есть — императорской фамилии. Шеф жандармов Дубельт так и пишет: «Самые тщательные наблюдения за всеми либералами, за тем, что они говорят и пишут, привели надзор к убеждению, что одной из главных побудительных причин, породивших отвратительные планы «людей 14-го декабря», было ложное утверждение, что занимавшее деньги дворянство является должником не государства, а императорской фамилии. Дьявольское рассуждение, что, отделавшись от кредитора, отделываются от долгов, заполняло главных заговорщиков, и мысль эта их опережала…»» [15, с. 460–461].

Тут с шефом жандармов следует не согласиться лишь в одном: отнюдь не главные заговорщики питали себя иллюзиями лишь чисто экономического характера. Дело обстояло с точностью до наоборот: поддержавшее главных заговорщиков дворянство требовало «продолжения банкета». Не хотелось ему, уже давно прокутившему свои капиталы и находящемуся по уши у государства в долгах, садиться в долговую яму или хотя бы, в лучшем случае, заканчивать свои пиры. Руководители же этого самого «восстания», типа Пестеля, прекрасно знали: чем заманить в революцию наиболее влиятельных людей светского общества. Потому и в планах намечаемого переворота просто обязаны были отразиться интересы исключительно лишь тех лиц, которые принимали участие в заговоре, организованном тайным масонским обществом. Основным же пунктом в этих планах являлась четко прослеживаемая теперь параллель: масонство — еврейство.

«Было что-то мазохистское, суицидное в поведении дворянства и интеллигенции. Евреев еще было не видать, но судя по «Конституции Пестеля», даровавшей им равноправие и учреждавшей в России Синедрион, они были рядом, в суфлерской будке» [100, с. 132].

То есть организацию, курирующую планы Пестеля, правильнее называть не просто масонской, но жидомасонской.

Но и здесь нет ничего особенного. Ведь подобные же планы вынашивал и Наполеон, принявший в Египте от масонов чин императора. Причем, именуется сегодня эта организация, в прошлом — братство Луксор, организация Ротшильдов-Рокфеллеров, — «Мемфис-Мицраим». А ведь Мицраим — это кровный брат Ханаана, проклятого Ноем. И именно на этом наречии потомка Хама, заклейменного проклятьем , и совершают свои мессы как колдуны и чернокнижники, масоны и астрологи, так и адепты ортодоксального иудаизма.

Вот в чем заложена основа этого столь странного требования Пестеля о создании в России Синедриона.

А в основу плана декабристов входило не что иное, как обуздание русского народа слишком в ту пору, как получается по Пестелю, чувствующего себя в своей стране вольготно.

И исключительно против этого народа выстраивались всегда планы масонов, руководящих Пестелями. В их планы входило устроить этому ну никак не желающему сходить с дороги своих пращуров народу кровавую баню, которая либо выбьет из-под ног этого извечного упрямца его столь враждебное братьям вероисповедание, либо просто изничтожит его физически.

А для того Пестель и потребовал в 10 раз, и это, понятно дело, как минимум — лишь для начала, увеличить репрессивный аппарат. Ведь на тот день вероятность возможности выловить ушедшего от «хозяина» крепостного крестьянина, по отношению к «свободному» англичанину, при учете нашего на тот день от них в этом вопросе «отставания» 1:5, равнялась 1:500!

То есть на каждые 500 выловленных и отправленных на каторгу, высеченных или повешенных «свободных» англичан, в лучшем случае с вырванными ноздрями и обрубленными конечностями, мог приходиться лишь один русский человек! Но при этом убивать его никто никакого и права не имел. Так ведь и в случае самоуправства барчука самому ему башку отхватить могли все в те же 500 раз проще, нежели в той же «старушке Англии»! Поди еще доберись сначала из какого-нибудь захолустного Урюпинска до этого самого столь спасительного для барчука жандармского отделения! Ведь сама огромность территории нашей страны спастись от самосуда предоставляет самодуру в 100 раз шансов меньше, чем все в той же старушечке Англии! Но ведь и количество самих этих жандармов, способных упасти барчука от самосуда, и еще куда как меньше: в 5 раз! И если кому просто даже сказал чего не того, то «ты барин того, смотри»: кругом дебри и мужичины бродят с топорами, да и глядят на тебя все косо — не приучены они здесь получать плетей по ягодицам, как все в той же старой доброй Англии: выпоротый мужик, со товарищи, встретит тебя на узкой глухой дороженьке! Так что ты, барин, того, не балуй: смотри — башку свернут в пять секунд — ойкнуть не успеешь…

А ведь во Франции, в сравнении со все той же «старой и доброй», жандармского войска, на душу населения, было и еще вдвое больше! Каковы шансы выживаемости у нашего самодура в сравнении еще и с ними?!

Так что никаких цепей, которые попытался набросить на него Петр, русский человек не носил. И пусть не сладко ему жилось в те лютые эпохи последователей Петра и введенной им государственной системы обирания до нитки, но работать в качестве раба, ничего за свой труд не получая, он тоже не соглашался. Потому толпами и скитался, бродяжничая. И его хватали, били, рвали ноздри, но работы задарма от него добиться так и не смогли.

И так тянулось, судя по всему, до того самого момента, пока Екатерина II, после ограбления ею русских монастырей, под угрозой грандиозного бунта, просто обязанного тогда произойти в защиту Православия, чтобы уйти от неизбежности гражданской войны, срочно пошла на радикальные уступки и уменьшила бремя налогов до разумных пределов.

Так что не благодетельство Екатерины позволило русскому человеку тогда вновь вернуться на свою землю, но лишь неслыханное воровство этой сороки-воровки, покусившейся на богатства Церкви, в тот самый момент обезглавленной Петром и напрямую управляемой масонами. Понятно дело, раны зализывать нашему крестьянину, после полувека правления Петра с его «птенцами», пришлось достаточно долго. А никто о его в XVIII веке необыкновенном процветании и не говорит — его просто терзать в тот момент перестали. И с того самого момента он жил сам по себе: в достаточном отдалении от верхних слоев общества, которые в тот момент жили в каком-то параллельном обособленном мирке, рядовому жителю страны становящемся все более непонятным. Баре проживали в каком-то невообразимом спектакле, на который русский человек весьма охотно хаживал поглазеть. Но отнюдь не завидовать этой их странной жизни, как может нам теперь на первый взгляд показаться, но подивиться чудачествам, которые тем приходится над собою выделывать, чтобы успешно нести свою нелегкую службу при дворе. То есть корчить из себя шутов, по мнению русского крестьянина, являлось нелегкой работой барина, обремененного несением государственной службы.