Алексей Мартыненко - Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого

Все это грозит в самые ближайшие времена мерзостью запустения вообще везде!

И на эти грабли непонятой нами некогда истории мы сегодня наступаем уже в третий раз!

Ведь совершенно ту же политику по отношению к Русской Церкви некогда проводили и большевики-ленинцы:

«Паскудства, творимые Петром и его сподвижниками, вполне подобны всему, что выделывали члены «Союза воинствующих безбожников» в 1920-е годы. И с черепами на палках бегали, и матом орали в церкви, и блевали на алтарь…» [14, с. 74].

Следующими действиями, которые точно определяют антихристианскую сущность Петра, явилось продолжение уничтожения священноначалия Русской Церкви:

«При Петре I архиереев перестали возводить в сан М[итрополита]» [96, с. 1574].

Сейчас же, судя по всему, наше священноначалие уже само себя уничтожило, вступив в союз со Всемирным советом церквей, предав Бога нашего в пользу идолища кришнаитов и адвентистов, иеговистов и лютеран, масонов и католиков.

Тогда же, при Петре, балаган, изобретенный для главенства над Русской Церковью, был ничуть не менее антиправославен. И следующим шагом, что здесь выглядит вполне логично, являлось прекращение возведения уже и в сан священника. То есть практически то же, что большевики планировали завершить в эпоху безбожной пятилетки — к 1943-му году.

Потому планы царя-антихриста продолжались совершаться в вышеизложенном ключе: обезглавленная Церковь подверглась новым нападкам. В 1705 г. по указу Петра:

«Запретили строить новые церкви и монастыри… Вообще Петр стремился превратить монастыри в нечто среднее меж богадельнями и мастерскими. В знаменитом «Духовном регламенте» Петра так и говорилось: «…добро бы в монастырях завести художества, например, дело столярное»» [15, с. 411].

Подобный же разгром святорусских духовных учреждений планировал провести и его предшественник по самозванству — Лжедмитрий. Он:

«…приказать сделать опись всем монастырским имениям и заранее заявлял, что хочет оставить им необходимое на содержание, а все прочее отберет в казну» [51, с. 309].

И как далеко простиралось это самое «все прочее» было известно лишь ему одному.

«Далее Петр… запретил монахам в кельях держать перья и чернила, писать что бы то ни было (Очень быстро Петр творчески развил эту мысль, распространив ее на все население. Появился указ, предписавший выявлять и сдавать начальству всех тех, «кто запершись пишет…» Формулировалось это так: «о донесении на тех, кто запершись пишет… и о наказании тем, кто знал, что запершись пишет, и о том не донесли»)» [15, с. 411].

Потому и вполне понятна на такие его действия реакция народа:

«…ныне-де у нас не государь царствует — антихрист» (Никитин, 1705) [46, с. 191].

«…он служил и приносил жертвы высшему, безконечно требовательному божеству, признаваемому вместе с ним всеми» [16, с. 174].

«Иго с Запада — более тяжелое, нежели прежнее иго с Востока, иго татарское. В истории константинопольской церкви, после турецкого завоевания, не найти ни одного периода такого разгрома церкви и такой безцеремонности в отношении церковного имущества, кои на Руси случились. Государь наш, Петр Алексеевич, испытав влияние протестантов, упразднил патриаршество. Государство перестало быть органом церкви, и на духовно едином русском организме, как наросты злокачественные, вырастать начали извне привитые протестантского, иудейского и иезуитского характера секты… С Петра, с Петра Алексеевича началось духовное дробление народа» [4, с. 394].

Вот как отзывался о Петре некоторое время благоволивший к его «славным делам» Лев Толстой, который, после получения только незначительной дозы правдивой информации о своем былом кумире, резко переменил мнение о нем: «осатанелый зверь», «мерзавец», «убийца, который кощунствовал над Евангелием» [15, с. 421].

И такое отношение к Петру просматривается практически у всех, кто ненароком забирается в исподнее белье шумно воспетого пропагандой «преобразователя»:

«Романтически-приподнятое, радостное отношение к Петру меняется по мере узнавания эпохи, по мере изучения документов» [14, с. 7].

Более сотни лет после кончины этого монарха автором «Путеводителя от Москвы до С.-Петербурга и обратно» Дмитриевым перед самым въездом в построенный Петром безбожный город была подмечена очень существенная деталь, точно указывающая на характер проектируемого в нем вероисповедания:

«Верхняя Ижора, богатый, довольно населенный ям, состоящий из 300 дворов и не имеющий ни церкви, ни гостиницы» [32, с. 589].

Автор тут же замечает, что ввиду необычайной близости С.-Петербурга гостиница здесь практически ни к чему. Однако же отсутствие церкви для москвича, обычно набожного, выглядит фактом, достойным удивления. Но удивляться излишне: этот ям — визитная карточка задуманного Петром «творения», где центральным божеством является отнюдь не Иисус Христос, а кумир масонства — Бафомет. Ведь это завезенное Петром с Запада модное в ту пору вероисповедание устраивает любая религия мира, что и доказывает рассмотренная выше лояльность Петра ко всем им. Любая, заметим, но только кроме одной: веры русских — Православия. А потому:

«…привезенное из Европы Петром I масонство активно вторгалось в разные сферы общественной жизни страны, распространялось по верхним слоям общества, полагавших себя составной частью Европы и мира» [23, с. 168].

Вот какую церковь в России основал Петр.

«Какие же меры употреблял Петр для приведения в исполнение своих великих преобразований? Пытки Преображенского приказа и тайной канцелярии, мучительные смертные казни, тюрьмы, каторги, кнуты, рвание ноздрей, шпионство, поощрение наградами за доносничество…» [51, с. 765–766].

Потому отнюдь не лишено справедливости мнение, что:

«Никогда, нигде не было такого сыска, как при Петре в России» (Пильняк, 1919) [46, с. 122].

Но, может, он был не совсем вменяем?

«Двигательное и речевое возбуждение… бредовые интерпретации… случай, по-видимому сложный… шизофрения, надо полагать. А тут еще алкоголизм…» (М. А. Булгаков) [14, с. 17].

Но и это не аргумент при попытке его хотя бы частичной реабилитации.

«До какой степени он был свиреп и кровожаден, показывает то, что он не побоялся унизить свое царское достоинство, взявши на себя обязанность палача во время дикой казни стрельцов… Несчастный Алексей Петрович замучен отцом после того, как этот отец выманил его из безопасного убежища царским обещанием прощения» [51, с. 765–766].

Отступников от поклонения его божеству ждала неминуемая гибель. И в этом его двуличном правлении:

«…практика на каждом шагу противоречила теории. В теории — иногда даже подчеркнутое свободомыслие; на практике почти всегда деспотизм, произвол, розыск, террор. Это правление было так же террористично, как правление Робеспьера, как правление Кромвеля… Он был страстным любителем этого ужасного искусства, испещрять рукописными заметками поля допросных листов, часто лично принимал участие в допросах, ловил каждое слово, следил за малейшим движением. Он вызвал во дворец ювелира, подозреваемого в краже драгоценностей, и два раза допрашивал его, каждый раз пытая его на дыбе в продолжение часа; в тот же день, вечером, он весело рассказывал герцогу Голштинскому о перипетиях допроса (Голиков, т. VIII, с. 406). Он имел в своем распоряжении армию доносчиков и шпионов и лично помогал их усердию, подслушивая у дверей, прислушиваясь к словам гостей во время пирушек, когда обязательные возлияния горячили головы и развязывали языки…