Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти

«Извет» написан в форме челобитной и обращен к «благоверным христолюбивым царем и великим московским князем» от имени «многогрешного калугера с Волока Ламского» Иосифища. Выставляя на первый план имя Иосифа Волоцкого, человека, преданного московскому великому князю и почитаемого в великокняжеском доме, автор «Извета» уже этим самым подчеркивает свою принадлежность к определенному идейному направлению: вспомним, что «Беседа» и «Иное сказание» написаны от лица валаамских чудотворцев Сергия и Германа, особенно чтимых в Новгороде. Цель «Извета» та же, что и «Иного сказания». «Иное сказание» ставило перед благочестивыми великими князьями высокую задачу: «царство во благодепство соединити и распространити от Москвы семо и овама»; для выполнения этой задачи автор указывал на необходимость действовать не «своею царскою храбростию, ниже своим подвигом», но «валитовым разумом и царскою премудрою премудростию» [787] . Мы знаем, что эта премудрость состоит в созвании вселенского совета и в том, чтобы не разлучаться от разумных мужей. Автор «Извета» тоже говорит о задаче, лежащей на московском великом князе, и формулирует ее почти теми же самыми словами. Он ставит вопрос, как московскому князю «одолети удельных великих русских князей… и соединити во благодепство под себя вся Русская земля и распространити всюду и всюду» [788] . Но для выполнения этой задачи он указывает совершенно другие средства и другую политику. «Покажите милость для святых Божиих церквей », – говорит он московским князьям, – порадейте за христианскую веру и для своего царьского величества воздвигните победу и одоление от своея от царьские руки». Автор «Беседы» обращал взор царя исключительно на боярское сословие, автор «Иного сказания» требовал обращения к людям «всяких мер», т. е. ко всем сословиям и общественным классам; автор «Извета», напротив, просит оказать милость Божиим церквам, т. е. как можно предположить, одному духовному сословию или даже монашеству. Он, следовательно, не борется, как «Беседа», с церковными имуществами и вообще не принимает планов и идей, родственных заволжским старцам; наоборот, в нем проглядывает идейная близость к иосифлянам. Но в словах его сквозит еще и другая мысль. Благоденствия русской земли и одоления врагов он ждет не от совместной деятельности царя с советниками-боярами или с вселенским советом, а единственно «от царской руки». Он не предлагает никакого совещательного учреждения при царе и все надежды свои возлагает на одну царскую власть. «Без тое царское к Богу добродетели не одолети, ниже попрати врагов и всяких воров и не соединити воедино существо миру всего», – говорит автор в заключение своего совета.

Краткость «Извета» и отсутствие в нем какой бы то ни было аргументации не позволяют дать полную характеристику проводимых в нем взглядов. Автор выражает свои идеи путем намеков, но уже одно то, что «Извет» привязан к «Беседе», которая отстаивает коллегиальное начало и право бояр на участие во власти, дает основание толковать изложенные в нем идеи, как защиту единоличной власти царя, опирающейся на духовное сословие. Та же краткость является препятствием и для определения источников этих идей. Можно только в виде предположения высказать, что, если не видеть в «Извете» подделку в целях полемики, – ближайший источник его был в сочинениях или самого Иосифа Волоцкого или его последователей. Во всяком случае, вышел он из иосифлянских кругов.

Гораздо большей определенностью отличаются взгляды второго защитника и панегириста царской власти – Ивана Пересветова. С его именем связываются в настоящее время следующие сочинения: «Сказание о Петре, волосском воеводе», «Сказание о царе турском Магмете», «Сказание о царе Константине», и две челобитные, из которых одна носит личный характер, а другая – общественно-политический и по своему содержанию сходна с упомянутым «Сказанием о воеводе Петре». Принадлежность всех этих сочинений [789] именно Пересветову установлена теперь с несомненностью [790] ; несомненной можно считать также подлинность его фамилии, а также и то, что сочинения эти написаны в середине XVI в., приблизительно между 1547 и 1551 г. [791] Но так как научное изучение Пересветова началось недавно, то еще много вопросов, относящихся к нему, остаются невыясненными окончательно. Мы не знаем наверное составляют ли все названные сочинения совершенно самостоятельные вещи или это разрозненные части одного произведения или, наконец, различные его редакции. Но как бы то ни было, можно и теперь уже сказать, что все сочинения Пересветова связаны единством мысли, выражают одну идею: России нужна сильная государственная власть, которая безраздельно должна находиться в руках царя. Для своей мысли Пересветов пользуется различными формами: то он говорит от своего имени и обращается непосредственно к Ивану Грозному, то передает предсказания разных мудрецов, то сообщает факты из истории Византии или из жизни ее покорителя Магмет-Салтана. Но несмотря на разнообразие литературных приемов, мысль Пересветова везде выражена вполне определенно и ясно. В этом отношении его сравнивают с Курбским, который тоже с полной определенностью обнаруживает свое политическое направление [792] . Однако нужно сказать, что в сочинениях Курбского общие политические идеи не высказаны прямо, а скрыты в массе такого материала, который имеет только историческое или даже личное значение. Сочинения Пересветова, напротив, имеют от начала до конца политическое содержание и поэтому по выдержанности своей значительно превосходят сочинения Курбского. На одну доску с ними могут быть, с этой точки зрения, поставлены только такие произведения русской политической литературы, как «Беседа валаамских чудотворцев» или «Разговоры о владательству» Крижанича.

Основу политических взглядов Пересветова составляет вера в высокое историческое призвание России. «Слышал от многих мудрецов, – говорит он в челобитной Ивану Грозному, – что бытии тебе, государю, великому царю по небесному знамению». «Дочлися в книгах, что обладати тебе, государю, многими царствы» [793] . С этой верой связывается и славянофильство Пересветова. Едва ли не первый в русской литературе заговорил он об отношении русского народа к единоплеменным и единоверным братьям. Немногими, но резкими чертами он изображает их тяжелое положение под турецким игом. «Царь турецкой у греков и у сербов дети отимает на седмой год на воиньскую науку и в свою веру ставит; они же, зъдетми розставаючися, великим плачем плачют, да ничтоже собе не пособят». «Греки… веру християнскую у царя у турецкого откупают, великие оброки дают царю турецкому, а сами в неволи у царя у турецкого… Греки и сербы наймуются овец пасти и верблудов у турков; и лутчие греки, и они торгуют» [794] . Но рабство славян и греков не может продолжаться вечно: у них есть защита в лице России, на долю которой выпадает высокая задача освободить их от подчинения исламу. «Тем ся царством руским и ныне хвалит вся греческая вера, и надеются от Бога великого милосердия и помощи божии свободитися руским царем от насильства турецкого царя иноплеменника» [795] .