Сергей Глезеров - Удельная. Очерки истории

С того собрания прошло всего несколько дней, и «самые благоразумные члены собрания» вспомнили, что раньше в течение нескольких лет антрепризу здесь держал Линовский-Малиновский и делал это «умело и добросовестно». Поэтому и в текущем сезоне ему, а не Соболеву, решили доверить театральные постановки.

«Новый антрепренер (имеется в виду Линовский-Малиновский. – С. Г.) составил труппу из провинциальных артистов и ставит новые пьесы, – говорилось в конце мая 1892 года в публикации „Петербургского листка”. – Первыми новинками будут „Пьеса-шарада“ и пантомима „Мокрый Амур“, причем роли в пантомиме будут исполнены драматическими артистами, и для этой пьесы на сцене будет устроен каскад из живой воды. Жители Удельной хорошо знакомы с деятельностью нового антрепренера, и потому надо ожидать, что с открытием театра для захудалой Удельной наступят лучшие дни, так как теперь дачники охотнее поедут в Удельную, зная, что они не останутся без развлечений».

В июне 1893 года гостем Уд ельнинского общественного собрания стал знаменитый дрессировщик и цирковой артист Владимир Леонидович Дуров. Он выступил на вечере, устроенном в собрании в пользу местного приюта калек и принесшем кассе этого приюта солидную сумму, поскольку, как отмечал современник, «на это гуляние собралась такая масса публики, какую этот захудалый клубик давно уже не видел в своих стенах». Конечно, гвоздем благотворительного вечера стал клоун Дуров, принявший в нем безвозмездное участие.

«Публика приходила просто в телячий восторг как от его дрессированных животных, в особенности собак и свиньи, а равно мышей, так и от куплетов, которые были пропеты Дуровым как завзятым куплетистом, – сообщалось в одной из газет. – Гуляние закончилось недурным фейерверком работы пиротехника Баландина и танцами, которые усердно отплясывались сотнями пар в душной маленькой зале клуба под оркестр военной музыки»...

«В театре Удельнинского Общественного собрания идут деятельные приготовления к открытию, – говорилось в середине мая 1902 года в „Петербургском листке”. – В течение летнего сезона предполагают ставить под режиссерством г. Северова комедии, фарсы и оперетки. По воскресным дням от часу до пяти будут устраиваться детские праздники и костюмированные вечера».

«26 мая в здешнем саду Общественного собрания состоялся первый детский праздник, – сообщалось в очередной заметке „Петербургского листка“ за 1902 год, посвященной Удельной. – Хотя вследствие холодной погоды детей собралось не особенно много, тем не менее состязания в мешках, шествие под музыку и танцы прошли очень оживленно. Вечером в театре собрания с большим ансамблем прошла комедия Островского „Не в свои сани не садись“ и веселенький водевиль „Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет“ [16], прошедший при несмолкаемом хохоте публики. Вообще, играющая здесь труппа артистов под режиссерством г. Северова с каждым спектаклем приобретает все большие и большие симпатии местной публики».

Правда, в том же 1902 году случился конфуз. «Старшины общественного собрания на Удельной имели неосторожность сдать антрепризу своего театра на текущий сезон... охтинскому столяру Попову, никогда ничего общего с театром не имевшего, – указывалось в начале июля репортером „Петербургского листка”. – Уплатив собранию деньги за театральный зал, столяр вообразил себя полным хозяином всего собрания, а потому стал вести себя довольно развязно и с артистами, и с членами клуба.

Наконец, когда, вследствие неплатежа антрепренером гонорара, оркестр военной музыки и артисты отказались играть, г. Попов унес из сада собрания фонари и флаги, разорвал на стенах уборных театра клеенку и запер театральный зал на два замка. Под этим арестом простоял зал и в субботу, 29 июня, хотя по условиям с этим оригинальным антрепренером право пользоваться театральным залом по субботам принадлежало исключительно членам собрания, которые устраивают в эти дни семейно-танцевальные вечера».

Особенно возмущались дачники, взявшие еще заранее сезонные билеты на танцы и спектакли. Полиция составила протокол, и дело предполагали отправить в суд. Однако ситуация вскоре разрешилась: 6 июля в присутствии полиции замки с театрального зала сняли. Старшинам собрания предстала картина разрушения, учиненного Поповым. Кроме перечисленных выше безобразий, оказалось, что он сорвал даже билеты с номерами со стульев в зрительном зале и зачем-то вдребезги разбил два зеркала. Как отмечал обозреватель газеты, незадачливый антрепренер Попов внес «довольно оригинальную страницу» в истории Удельнинского собрания, которое 21 июля 1902 года готовилось отметить свой 20-летний юбилей.

Несмотря на разгром в помещениях, довольно быстро все удалось привести в порядок. Уже 10 июля театральные постановки возобновились. Теперь старшины собрания решили устраивать их без помощи постороннего антрепренера...

Впрочем, и вкусы не оставались неизменными. Как сетовал обозреватель газеты «Дачник» в июле 1909 года, «ставящиеся здесь спектакли вполне неудачны во всех отношениях; страдают полным незнанием вкусов местной публики», да и играют тут, в основном, местные «юнцы-любители». Несмотря на это, Удельнинское общественное собрание оставалось одним из центров местной жизни.

В 1910-е годы в Удельной действовало два кинематографа – на Ярославском проспекте и на Выборгском шоссе.

«Теперь в Петербурге почти на каждой улице можно встретить несколько театров-кинематографов, украшенных электрическими лампионами, с громкими, полными дурного вкуса названиями, – отмечал режиссер Всеволод Мейерхольд в черновом наброске своей статьи „Кинематограф и балаган", над которой он работал в 1912 году. – Подобное явление само по себе очень характерно как показатель настроения и вкуса современной публики».

«Синемы» привлекали неискушенного зрителя. Впрочем, отнюдь не все выражали удовольствие от развития «синемы». Иные ревнители нравственности, как и ныне, обвиняли кинематограф в пропаганде низкопробной массовой культуры и в падении нравов. У противников «синемы» имелся и еще один аргумент: в погоне за наживой хозяева новых модных кинематографических заведений совершенно не думали о безопасности. А стало быть, кинематограф превращался в «опасное зрелище», и поход в «синему» нередко был просто смертельно опасен.

Как известно, кинематограф был в ту пору делом частным. Государственным он стал только после революции: в августе 1919 года советское правительство (Совнарком) утвердило, а В.И. Ленин подписал декрет о национализации кинематографа («О переходе фотографической и кинематографической торговли и промышленности в ведение Народного комиссариата по просвещению»). А поскольку кинематограф до революции был частным, то помещение для просмотров фильмов оборудовалось владельцем каждого заведения на свой стиль и вкус. Специальных помещений было крайне мало: как правило, речь шла о приспособлении больших залов, порой совершенно непригодных для массового скопления людей. Естественно, посещать такие кинематографы было весьма небезопасно.