Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

В настоящем томе из нашей серии книг по истории Франции, как и в следующем, озаглавленном «Старый порядок: от Людовика XIII до Людовика XV (1610-1774)», рассматривается так называемый новый период нашего прошлого, иначе говоря — период постмедьевальной и предновейшей истории.

Обе книги определяют границы длительной исторической эпохи: она начинается со смертью Карла VII (1461 г.), подведшей окончательную черту под гигантским (и в данном случае это определение не является слишком сильным) кризисом Столетней войны, и завершается (все тот же этап новой истории) с кончиной Людовика XV (1774 г.). Действительно, после окончания его царствования начнется под сенью несчастного Людовика XVI слишком растянутая во времени «французская революция», которая, по мнению Франсуа Фюре, длится от Тюрго до Гамбетты (с 1775 г. примерно до 1880 г.). Единство этих трех великих веков, которые выпали на нашу долю, определяется необычайной устойчивостью королевского строя, который отныне чувствует себя достаточно уверенно (несмотря на временные потрясения, провоцируемые Антикапетингской лигой около 1590-х годов). В стране, таким образом, утверждается «классическая монархия», общий и предварительный взгляд на которую излагается далее в порядке проходящих на едином дыхании лет от Людовика XI до Людовика XV.

Это вступление должно послужить своего рода увертюрой к настоящему и последующему томам в их трехвековом единстве.

Отсюда неизбежное возвращение к некоторым темам, но каждый раз под различным хронологическим углом зрения. В развернутом виде они излагаются во введении к настоящему тому. Затем, и почти сразу, они появляются в последующей главе с материалами демографического, экономического и социального характера, озаглавленной «Возрождение», где речь идет исключительно о периоде с 1460 по 1560 год.

Касаясь же трехвековой эпохи, о которой упоминалось выше (от Возрождения до Просвещения), добавим, что единство наших двух томов на очень длительном отрезке времени является следствием относительного упрочения демографической ситуации, общества, экономики, которые, несмотря на переживаемую время от времени нестабильность, не становятся отныне жертвой феноменов разрушительного апокалипсиса, возникавших в прошлом в период между «черной чумой» и трудными временами Жанны д'Арк или юного Карла VII.

История собственно государства не является — далеко нет — альфой и омегой нашей книги. В ней рассматривается также в чисто социальном плане становление сторон в королевстве при последних Валуа, а затем и при Бурбонах. Тем не менее именно особенности эволюции государства служат оправданием in situ той периодизации, которая придает смысл разделению нашего исследования на два следующих друг за другом тома. В первом из них, озаглавленном «Государство королей», рассматривается эпоха от Людовика XI до Генриха IV, когда аппарат управления и «государственная служба» (словосочетание уже существует) во главе с канцлером функционируют еще, и в особенности, как отправитель правосудия, также как государства растущей «открытости» — слово, которое отнюдь не означает, что структуры, о которых идет речь, непременно справедливы по отношению ко всем подданным. В следующем томе — с 1610 до 1774 года — материал рассматривается через призму того, что зачастую характеризуется упрощенным термином «абсолютизм», хотя это можно было бы, следуя бальзаковской лексике, назвать по-королевски широким «поиском абсолюта», который не всегда увенчивается успехом.

В течение 165 лет — от убийства короля Равальяком до смерти от оспы Людовика XV — королевство вначале предстанет как военное государство при Людовике XIII, и особенно при кардиналахминистрах Ришелье и Мазарини, а затем как административная и даже абсолютная монархия, которой придется пережить различные превратности судьбы в период от Кольбера до триумвирата Эгийона, Мопу, Террея.

Понятие классической монархии определяет процесс становления французских территорий в период между 1450 и 1789 годами: оно соответствует весьма «удлиненному по времени» Старому порядку, который будет тянуться и разваливаться — то мирно, то с яростным грохотом — с конца Столетней войны до заката царствования Людовика XVI. На протяжении этих трех долгих столетий многие «системы» могли бы служить иллюстрацией общей концепции монархии. В их число помимо французской династии последних Валуа и Бурбонов можно было бы включить для сравнения королевские режимы, правившие в различных государствах Германии и Италии, в Испании, в Англии Стюартов и первых ганноверцев. За пределами Европы японский сёгунат эпохи Токугавы (XVII-XIX века) дает — в чисто внешнем плане — полезные ориентиры.

Первая «центральная» черта подчеркивает сакральный характер монархического института. Ее известными проявлениями являются церемонии коронации (превозносимые со времен Средневековья, чтобы насолить Империи) и касания королем кожных болячек с исцелительными или чудодейственными последствиями. Такое прикосновение включает обширный ряд ритуалов. В Версале столь различные деяния, как прикосновение к ранам золотушных, сбор пожертвований для бедных и вечернее раздевание монарха при свечах, предстают как лечение телесных и материальных напастей. Оно предписывается королем больным и бедным или исполняется первым камердинером при особе Его Величества. Такого рода врачевание неразрывно связано с религиозными обрядами: прикосновению к язвам предшествует причащение короля, немного напоминающее Евхаристию с вином и хлебом, что в принципе могут исполнять только священнослужители. Раздевание короля сопровождается вечерней молитвой дежурного священника и т.д.

Различные ритуалы требуют подбора на определенное время сотоварищей, которых для этого король назначает из аристократов высокого ранга. Таким образом на основании традиционной трехкомпонентнои схемы достигается сопряжение вокруг особы самого суверена как объединителя культов церемоний, идеи о превосходстве высшей военной знати и, наконец, заботы о здоровье, что служит метафорическим источником процветания, в том числе экономического, более широкой общности.

Сакральность суверена имеет и другие, менее церемониальные, но более драматические последствия: король при коронации дает клятву искоренять ересь в своем королевстве.