Жан Мари Констан - Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн

Выборная структура, возникшая не только в иерархической системе католической церкви, но и гражданского общества, явилась настоящим открытием. До этого считалось, что общество строится по принципу пирамиды: на самом верху находится Господь, а его наместники, папа и король, обладают властью по определению, исключительно в силу занимаемого ими положения. И хотя выборы рассматривались как выражение божественной воли, их вторжение в самое сердце жизни консисторий повлекло за собой такие небывалые прежде действия, что последствия их не замедлили сказаться на политической жизни общин. Разумеется, тогдашние выборы нисколько не походили на те, к которым привыкли мы сегодня, а, скорее, напоминали кооптацию, но тем не менее они затрагивали все население, в том числе и сельское. Так, например, в 1576 году 28% наказов из деревень бальяжа Шартр содержали требование выборности приходских священников. По мнению прихожан, подобные выборы были делом «святым и похвальным» и соответствовали божественному праву.

Протестантские собрания были многолюдными, иногда в них участвовало до ста человек; социальный состав собраний был самый что ни на есть пестрый, непременно присутствовали нотабли, как городские, так и сельские. Собрания посещал и местный сеньор — разумеется, если был протестантом. Сеньор мог возглавлять собрание, на него возлагалась обязанность защищать общину от нападок властей и отражать нападения католиков. Он имел право представлять консисторию на синоде, как, например, практиковали в Босе. А в Пуату, напротив, консистории посылали на синод земледельцев. Но чаще всего делегатов на синод выбирали из чиновников и судейских.

В городах Ним и Монтобан большую часть делегатов долгое время составляли ремесленники, затем, по словам историка Жанин Гаррисон, возросло число делегатов из низшего судейского сословия. Таким образом, на Юге «старейшинами» практически всюду становились протестанты, занимавшие канцелярские должности, нотабли из малых городов и члены цеховых корпораций. Представляли ли эти нотабли интересы коммун, члены которых перешли на сторону Реформации? Похоже, что да. Протестантизм был воспринят в большей степени городским населением и в меньшей — сельским, и жители маленьких городов, зачастую поголовно грамотные, предпочитали религиозные структуры, позволявшие им исповедовать религию более личностную. По данным «Книги жителей Женевы», опубликованной в 1957 году Гайзендорфом, большинство французских протестантов-изгнанников составляли ремесленники (68%), затем с большим отрывом следовали лица свободных профессий (12%) и коммерсанты (8%). На Юге Франции гугенотская элита состояла в основном из нотаблей, чиновников юстиции и финансистов, а также книгопечатников, бывших священников и монахов.

Обращение пастыря часто являлось причиной обращения членов его паствы. Обращение таких знатных сеньоров, как Колиньи, герцог Бульонский, Бурбоны старшей ветви, стало примером для многих Дворян и позволило организовать новые церкви. Примечательный во всех отношениях случай, произошедший в Шартре, городе, куда издавна стекались паломники поклониться Святой Деве, проливает свет на тогдашние конфессиональные демарши. Дочь короля Людовика XII Рене Французская — герцогиня Феррарская и Шартрская специально прибыла в столицу своего герцогства, население которого никогда не было склонно к протестантизму, чтобы поддержать призвавших ее на помощь сторонников Реформации. Во время проповеди приглашенного общиной пастора какой-то крестьянин из Мезьер-ан-Дуэ перебил оратора, выкрикнув: «Ты солгал, все, что ты говоришь, — ложь!» Удивленная герцогиня вызвала к себе виновника происшествия и спросила, почему он обвинил во лжи человека, который говорил правду. Крестьянин ответил, что когда нынешний проповедник был католиком и местным кюре, он говорил прямо противоположное тому, что сказал сегодня. Значит, либо тогда, либо сегодня он лгал, а потому он лжец. Искренность крестьянина позабавила герцогиню. Поступок этот является ярким примером того, как простолюдины реагировали на обращение в протестантизм их собственных приходских священников и знатных сеньоров.

В том же Шартре епископ Шарль Гийард был заподозрен папой в ереси, и в 1563 году папа внес его в список французских прелатов, приравненных к еретикам. Городской летописец каноник Суше сообщает, что, когда епископ пригласил из монастыря Водесерней, где он был настоятелем, монаха прочесть проповедь в соборе на День Всех Святых, «народ» встретил приезжего враждебно, не дал ему закончить проповедь, а епископа вынудил отказаться от занимаемого им поста и удалиться в свои земли. По словам каноника-летописца, население Шартра обладало «чувствительным ухом», и, видимо, поэтому протестантизм в этом городе был развит слабо.

Поведение населения провинциальных городов являлось своеобразным барометром, стрелка которого склонялась в ту или иную сторону в зависимости от специфики каждого города. Так, в провинции Руэрг, в городах Мийо и Вильфранш жители перешли на сторону Реформации, в то время как Родез, где находилась резиденция епископа, остался католическим. Проживание здесь епископа было не единственной причиной верности жителей римско-католической церкви, в этом городе проповедники были поддержаны доминиканцами, в то время как в двух выше упомянутых городах приверженцев новой веры поддержали кордельеры и августинцы, что, похоже, и повлияло на умонастроение населения. Монахов орденов кордельеров и августинцев часто — и не всегда безосновательно — обвиняли в приверженности новым веяниям.

В Лимузене сохранению католической религии способствовал общинный феномен. В этой провинции было множество мелких коммун, состоявших из нескольких дюжин человек. Они устраивали шествия, молились, выстаивали торжественные мессы, заказывали заупокойные молитвы, трудились во спасение души и сокращение срока пребывания в чистилище, словом, исполняли все, что обычно исполняют священники, только не раздавали Святые Дары и не исповедовали. Чтобы стать своим среди этих людей, надо было родиться и креститься в этом приходе. Элитой маленьких мирков обычно были младшие отпрыски знатных семейств, не имевшие ни шансов на выгодную женитьбу, ни материальной независимости, а потому продолжавшие жить в большой семье. В городе общинный феномен затрагивал прежде всего сыновей ремесленников, торговцев, низших судейских чинов, которые повышали свой социальный статус благодаря своему благочестию. В обмен на оказанные услуги общины наделяли этих людей рентами, и те могли вести вполне сносную жизнь.