Жан Мари Констан - Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн

В конфликтах между влиятельными дворянскими кланами Гизов, Монморанси, Бурбонов, а также в событиях, связанных с заговором в Амбуазе, дворянство выступало дестабилизирующим фактором монархии. Историк Арлетт Жуанна сделала подробный анализ «мятежного долга», взятого на себя дворянством, выступавшим против короля. Этот так называемый долг, оправдывавший неуемное стремление к свободе и презрение к смерти, находил свое выражение в поединках и способствовал формированию деструктивного характера дворянского мироощущения, в результате которого во внутренней жизни королевства дворянство стало фактором дестабилизации и разобщенности.

Многие сельские жители бальяжа Шартр жаловались на бесчинства дворян. Дворяне не стеснялись забирать у земледельцев лошадей, переманивать батраков во время страды, избивали тех, кто требовал от них уплаты долгов по соглашениям, которые они сами и заключали. В 54% приходов округа Шартр образ дворянина был отнюдь не положительный.

Во время Религиозных войн примерно в 40% деревень дворяне вели себя как тираны, злоупотребляли своим привилегированным положением и досаждали прихожанам. В своих владениях дворянин был обязан защищать крестьян. В наказе жителей деревни Прюнэ-ле-Жийон, настроенных крайне негативно по отношению к дворянам, сказано: «Но вышеуказанные жители не жалуются на сеньора и супругу его госпожу де Прюнэ, кои к ним бесконечно добры, а жалуются на соседей, кои во главе отрядов вооруженных людей являются к ним и забирают овес для прокорма своих лошадей, а взамен ничего не дают».

Этот текст свидетельствует о практике заключения соглашений между дворянами и предводителями вооруженных отрядов с целью поживиться за счет жителей деревень и сел, не имевших сильных и постоянных покровителей. Жители деревни Бевиль-ле-Конт, вспоминая о дворянах-защитниках, сожалели, что их сеньором является король Франции, ведь, в сущности, это равно отсутствию покровителя. Король далеко, и у него много иных забот, более важных, нежели защита своих цензитариев.

Дворяне-протестанты активно защищали крестьян принадлежавших им деревень. Они принимали своих собратьев по вере у себя в поместьях, проводили у себя службы, а в случае необходимости с оружием в руках отстаивали своих людей и принадлежавшие им владения. Так, 5 октября 1561 года в деревне Бугленваль, расположенной к северу от Шартра, дворянин Галло выступил на защиту своих единоверцев, подвергшихся нападению местных жителей во главе с викарием. В декабре 1562 года эшевены города Шартра сделали об этом Галло из Бугленваля следующую запись: «В его доме неоднократно проводились проповеди и устраивались собрания протестантов». Консистории могли делегировать дворян для участия в работе синода: Поль де Шартр, сеньор Шервиля, старейшина протестантов Шартра, представлял шартрскую церковь на синоде, состоявшемся в 1607 году в Ла-Рошели. Позднее, в 1623 году, когда синод собрался в Шарантоне, его место занял Жак Эруар, сеньор Укса и Байоле.

Дворяне и сельские жители, вставшие на сторону реформированной церкви, образовали своего рода «новый союз»: дворянин защищал селянина, оказывал ему покровительство в обмен на новую власть, основанную на взаимном доверии. В главе, посвященной протестантам, мы говорили о том, в чем заключалась привлекательность нового религиозного учения. Понятие «индивидуальное сознание» и «индивидуальная ответственность» как следствие прямых отношений с Господом при посредстве одной лишь Библии открывало перед дворянами-протестантами новые горизонты свободы и власти. Они получили возможность сами определять свое положение, не оглядываясь ни на присяги, ни на клиентельные связи, соединявшие их с более знатными дворянами.

Не только дворяне-протестанты, но и дворяне-католики были способны идти, когда это было необходимо, наперекор власти. В 1585 году после поражения под Анже принц Конде распустил свои отряды, чтобы протестанты смогли беспрепятственно перебраться через Луару и вернуться к себе на юг, откуда они были родом. Генрих III приказал губернаторам задержать дворян-гугенотов, но их друзья-католики оказали им гостеприимство и, «приняв их чрезвычайно любезно», позволили им свободно добраться до Гкени. Расин де Вильгомблен, дворянин-католик из Блезуа, из чьих воспоминаний мы об этом узнали, был не единственным, кто презрел королевский приказ. И хотя сам он исполнял при короле должность палатного дворянина, во имя традиционной дворянской солидарности он «вместе со своими соседями сел на коня» и, по свидетельству Агриппы д'Обинье, отправился «якобы охотиться на друзей», а на самом деле охранять их от королевских соглядатаев.

Оноре д'Юрфе, автор самого популярного в XVII веке романа «Астрея», принадлежал к числу тех дворян, кто воспринял Религиозные войны как повод для всевозможных приключений. Он родился в 1567 году, в год создания Лиги ему исполнилось восемнадцать лет. К этому времени д'Юрфе уже был кавалером Мальтийского ордена и, состоя — через мать — в родстве с королевским домом Савойи, сражался на стороне Лиги. Только в 1602 году он обрел милость Генриха IV. В 1600 году д'Юрфе женился на Диане де Шатоморан, бывшей жене своего старшего брата, которую он всегда любил. За год до этого она расторгла брак с его братом.

Описанная в его романе жизнь пастухов и пастушек отражала глубинное стремление сельских дворян к тихой жизни вдали от ужасов гражданской войны, схваток честолюбий и борьбы за власть. И хотя весь роман пронизан духом характерного для XVI века неоплатонизма, в нем нашлось место взглядам, присущим стоикам: например, автор рассказывает, как изгнанный своей возлюбленной Селадон бросается в реку, то есть в объятия смерти.

Этот картинный и понятный жест отражает мироощущение дворянина, достигшего предела своей свободы — свободы выбрать смерть, о чем свидетельствует эпидемия дуэлей, свирепствовавшая во Франции почти целый век.

В своей диссертации под названием «Красивая смерть французского дворянина в XVI и первой половине XVII века» Элен Жерма-Роман пишет, что дворянина постоянно одолевал страх умереть в своей постели от болезни, ибо в мечтах своих он грезил о «красивой смерти» с оружием в руках. Красивая смерть была лучшим доказательством его личных доблестей. В 1569 году Брантом написал о смерти юного Тимолеона де Коссе-Бриссака: «1]раф де Бриссак умер так, как должен был умереть истинный граф Бриссак». Эти слова означали, что своей смертью юный де Коссе-Бриссак показал себя подлинным наследником своих доблестных и прославленных предков.