Николай Непомнящий - Загадки истории России

Волконский теряется, получив письмо Вилламова, понимает смысл запроса Марии Федоровны, наскоро набрасывает «официальный журнал», путает подробности, не имея времени согласовать свои показания с показаниями других лиц, и отсылает его с приложением письма.

«Скажут — это из области фантастики, — пишет В. Барятинский. — Нет. Какое же можно дать иное объяснение содержащимся в журнале противоречиям? А как объяснить изумительную поспешность Марии Федоровны получить официальный документ? Желанием как можно скорее узнать подробности о болезни сына? Но она ведь получала бюллетени о состоянии его здоровья. Журнал Волконского несомненно был составлен задним числом, наскоро и в силу особых обстоятельств».

А другие документы?

Первое место занимают, конечно, записки императрицы Елизаветы Алексеевны. Но — они обрываются на загадочном 11 ноября.

Записки Виллие также составлены задним числом, хотя с явным желанием придать им вид написанных день за днем. Характерна в этом отношении фраза от 12 ноября: «Как я припоминаю…»

Воспоминания доктора Тарасова написаны много лет спустя и публиковались в журнале «Русская Старина» лишь в 1871–1872 годах, и, как справедливо отмечает историк Шильдер, в них «все числа перепутаны и требуют поправок». Не следует также забывать, что, по собственному признанию, Тарасов был впервые приглашен к императору только 14 ноября вечером. Многие его свидетельства идут вразрез с другими данными, — это можно объяснить тем, что воспоминания написаны через сорок с лишним лет. Но уж никак нельзя допустить, чтобы и десятилетия спустя он мог исказить факты, относящиеся к 19 ноября. Как он мог забыть обстоятельства последних минут жизни государя? А между тем в описании этих последних минут он противоречит даже «Истории болезни» неизвестного автора.

Тело умершего оставалось в таганрогском дворце с 19 ноября до 11 декабря, затем было перенесено в собор Александровского монастыря и поставлено на катафалк, под балдахином, увенчанным императорской короной. В соборе по утрам и вечерам служили панихиды. Там тело оставалось до 29 декабря. В этот день печальная процессия двинулась из Таганрога на далекий север, в Петербург.

Что же происходило в самом таганрогском дворце после рокового утра 19 ноября? Какие есть документы?

Князь Волконский обрывает свой журнал на дне смерти. В письме статс-секретарю Вилламову он не сообщает никаких подробностей относительно того, что было во дворце после 10 часов 50 минут утра 19 ноября.

Продолжим его письмо статс-секретарю.

«…Касательно печальной церемонии, то я имел честь уведомить Ваше Превосходительство, что мною здесь выполнено по сие время; а вчера свинцовый гроб с телом поставлен в деревянный, обитый золотым глазетом и усыпанный шитыми императорскими гербами на том же катафалке под троном, в траурном зале. Сегодня (т. е. 7 декабря) надета порфира и золотая императорская корона. Когда окончен будет катафалк в церкви греческого монастыря, тогда тело перевезется туда, где останется впредь до высочайшего разрешения, ожидаемого из С.-Петербурга, на основании объявленного мне о том из Варшавы от 27 ноября повеления от его императорского величества государя императора Константина Павловича [1] Волконский не знал, что Константин Павлович уже давно отрекся от престола в пользу Николая Павловича, своего брата. . Мне необходимо знать, совсем ли отпевать тело при отправлении отсюда, или отпевание будет в С.-Петербурге, которое, если осмеливаюсь сказать свое мнение, приличнее полагаю сделать бы здесь, ибо хоть тело и бальзамировано, но от здешнего сырого воздуха лицо все почернело, и даже черты лица покойного совсем изменились, чрез несколько же времени еще претерпят; поэтому и думаю, что в С.-Петербурге вскрывать гроб не нужно, и в таком случае должно будет совсем отпеть, о чем прошу Вас испросить высочайшее повеление и меня уведомить через нарочного. Здоровье ее императорского величества вдовствующей государыни императрицы Елизаветы Алексеевны весьма посредственно. Вот уж несколько ночей кряду изволят худо оные проводить и чувствуют судороги в груди, принимая однако ж приписываемые г-ном Стоффрегеном лекарства. Ежедневно два раза присутствовать изволят у панихид. Фрейлине Валуевой и г-ну Стоффрегену объявлено, чтобы как можно подробнее доносили о здоровье ее императорского величества…

Вашего Превосходительства покорнейший слуга к. Петр Волконский ».

А что происходило во дворце после смерти — так и не известно. Единственное указание: императрица ежедневно присутствовала на панихидах. Что ж, неужели не происходило никаких событий, прошло ведь столько дней до отправки письма 7 декабря!

Это — первое, что удивляет в письме Волконского. А второе — настойчивость, с которой князь советует отпеть тело в Таганроге и, в связи с этим, — фраза: «лицо все почернело и даже черты лица покойного совсем изменились, чрез несколько же времени еще претерпят».

Что черты лица «изменились» — это подтверждают и другие документы, но что «лицо все почернело» и что «чрез несколько же времени (т. е. при перевозе тела в Петербург) еще претерпят», — таких сведений нет ни у кого другого, — ни в записках, ни в воспоминаниях, и даже противоречат им.

Обратим внимание: Волконский, верный друг государя, настаивает на том, чтобы гроб был запаян в Таганроге и более не открывался.

А вот другие документы, относящиеся ко времени после трагических событий 19 ноября.

Лейб-медик Виллие сделал такую запись 20 ноября: «Как скоро его величество скончался, даже до того, некоторые лица удостоверились в вещах и в короткое время бумаги были запечатаны».

Маловато и — много!

«Некоторые лица» даже до того как государь скончался, «удостоверились в вещах» и опечатали бумаги.

Картина, нарисованная Виллие, не совсем похожа на ту, которую нарисовал доктор Тарасов: «Все светские и придворные стояли в опочивальне во всю ночь и ожидали конца этой сцене, который приближался ежеминутно».

«Некоторые лица» — это определение заставляет скорее думать, что в момент кончины в спальне никого не было, кроме императрицы, как о том сообщает автор «Истории болезни» и о чем можно заключить также и из записок самого Виллие (от 19 ноября), и из журнала князя Волконского, который умалчивает о лицах, присутствовавших в роковую минуту, и говорит лишь об императрице, закрывшей глаза покойнику.

И еще: Виллие, прекрасно знавших всех придворных, употребляет такое абстрактное выражение, как «некоторые лица». Странно, почему он не называет их по именам? Это могли быть: Волконский и Дибич — по занимаемому положению. И действительно, в письме Дибича на имя Константина Павловича от 19 ноября можно прочесть: «Вместе с князем Волконским мы укрыли бумаги императора».