Пер Сюндман - Полет инженера Андре

- А вовсе не потому, что Андре сомневается в тебе или во мне, - сказал я

В декабре Альфред Нобель умер в своем доме в Сан-Ремо.

Прочтя об этом в специальных выпусках газет, я поспешил в патентное управление. Секретарша Андре фрекен Люндгрен (с прошлой зимы она с особого дозволения графа Хамильтона вела также дела экспедиции) сообщила мне что он куда-то вдруг ушел. Его не было в кабинете, пальто и шляпа отсутствовали на вешалке.

На следующий день около двенадцати я отправился в его дом на Барихюсгатан. Мне пришлось долго стучать, прежде чем за дверью послышались шаги и голос Андре осведомился, кто там.

На нем был короткий халат, мятые брюки и шлепанцы.

Все жилье Андре составляла одна-единственная комната, в ней было тесно от мебели, стены закрыты книжными полками. Я впервые увидел его квартиру. После долгого, томительного молчания он попросил меня сходить в кондитерскую поблизости. принести кофе и хлеба.

Когда я вернулся, Андре уже успел переодеться и привести себя в порядок Неубранную постель он накрыл покрывалом с длинной бахромой. Одно окно было раскрыто настежь.

- Ну, с чем ты пришел? - спросил он.

- Ни с чем, просто так.

- Нобель еще несколько недель назад перевел новый взнос на экспедицию, - сказал Андре. - Это я говорю к тому, чтобы ты не тревожился. Я простужен, - добавил он. - У меня мигрень. Возможно, небольшая температура. Ничего серьезного.

- Вы с Нобелем были друзья? - спросил я.

- Мы встречались много раз, - ответил он. - Знали друг друга. Но у Нобеля не было друзей. Есть такие люди, всю жизнь живут без друзей. Великие люди всегда одиноки. У Нобеля была тьма идей. Он спешил их запатентовать и завалил нас в патентном управлении работой Из ста нобелевских идей девяносто были чистым безумием. Из остальных десяти восемь далеко опережали свое время. И наконец, две были гениальными и достаточно актуальными, чтобы создать одно из крупнейших состояний нашего времени.

- Он вложил большие деньги в твою полярную экспедицию, - заметил я.

- Но не потому, что верил в ее успех.

- А почему же?

- Потому что это была попытка осуществить что-то новое. Первые попытки неизменно терпят крах. За ними неизменно следуют вторые попытки. Они тоже терпят провал, почти неизменно. Но затем, извлекая из неудач горькие уроки, можно нащупать верные пути.

- Значит, Альфред Нобель внес средства на наш провал, - сказал я.

- Нет. На предприятие, которое он считал обреченным на провал. Андре встал, держа чашку в руке.

- Я мог бы отправить телеграмму, но раз уж ты здесь - тебя не затруднит сходить в патентное управление и передать от меня, что у меня простуда, температура, и я смогу выйти на службу только дня через два?

- Разумеется, - сказал я.

Первого марта мы со Сведенборгом покинули Стокгольм и направились в Париж, чтобы встретиться с изготовителем аэростата Анри Лашамбром и под его руководством на практике освоить редкое искусство управления воздушным шаром.

- Мне надо бы о многом переговорить с тобой, - оказал я Андре перед самым отъездом.

Он заметно осунулся за зиму. Его волосы поредели, явственно выделялись седые пряди. Усы он отрастил так, что они закрывали не только верхнюю губу, но весь рог.

- Я занят по службе, - ответил он. - Ходатайство Юхана Петтера Юханссона о регистрации патента на новые клещи и гениальный разводной ключ заботит меня в данную минуту больше, чем полярная экспедиция. Он уроженец Смоланда.

- Есть ряд деталей, - продолжал я.

- Относительно полета на Северный полюс?

- Я хотел бы их обсудить.

- Когда вернешься из Франции и Парижа, - сказал он.

Перед отъездом из Стокгольма мы со Сведенборгом получили аналогичные памятные записки от Андре касательно представителей газет и других органов печати: "Соблюдайте достаточную вежливость и предельную осторожность. Не отказывайте в интервью. Поскольку интервьюеры никогда не знают того, что уже известно, не бойтесь снова и снова повторять все сказанное ранее. Не опровергайте слухов без крайней надобности".

И далее: "Прибыв в Париж, расспрашивайте обо всем, что относится к управлению аэростатом и к полярным областям, не только о том, чего не понимаете, но и о том, что вам кажется понятным. Вопросы - всегда отличный способ расширить свои познания".

Одиннадцатого апреля состоялся наш восьмой полет

Мы летели на аэростате "Туринг клаб" вместе с владельцем шара, известным воздухоплавателем Безансоном, и его помощником, инженером Кабальсаром

Безансон показывал нам, как меняется направление ветра в зависимости от высоты

Мы приземлились около города Аржан-сюр-Содр, зачалили шар и разместились в маленькой гостинице

На следующий день, 12 апреля, мы со Сведенборгом поднялись в воздух в девятый и последний раз Впервые мы летели без сопровождающих. "Туринг клаб" успел потерять довольно много газа, подъемная сила шара уменьшилась, и полет скорее всего кончился бы печально.

У нас было задумано потренироваться в полете с гайдропами Мы медленно поднялись на высоту около ста метров и пошли с южным ветром на север. Благодаря уравновешивающему действию гайдропов высота сохранялась почти неизменной. Но затем солнце нагрело шар, его подъемная сила возросла, и перед небольшим холмом мы быстро поднялись вверх на несколько сот метров. Я хотел приоткрыть выпускной клапан, чтобы гайдропы снова коснулись земли, но Сведенборг опорожнил два из трех оставшихся мешков с песком, и "Туринг клаб" вознесся на высоту четырех тысяч метров.

Мы не были подготовлены для такого полета, не взяли с собой ни свитеров, ни зимней одежды. От холода нас била дрожь.

- Чем ближе к Солнцу, тем холоднее, - сказал я

- Примечательно, что у меня сильнее всего мерзнут ноги, - отозвался Сведенборг. - Эти проклятые древние греки ошибались. Как бишь его звали того субъекта, который взлетел чересчур высоко и потерял крылья, потому что оказался слишком близко к Солнцу? Он скрепил крылья воском, а воск от солнечных лучей растаял. Что-то на "Де", кажется? А воск, чем выше, становится только холоднее и тверже

- Дедал? - подсказал я

- Зря мы не захватили с собой бутылку коньяку, - сказал Сведенборг

Я объяснил ему, что не Дедал залетел слишком высоко, когда бежал с Крита от царя Миноса, а его сын Икар.

Маневрируя выпускным клапаном и оставшимся песком, мы заставляли "Туринг клаб" то подниматься, то опускаться в пределах полутора-трех тысяч метров, пока песок не кончился совсем.

Мы делали записи о направлении и силе ветра на разных высотах. Карты Безансона были слишком приблизительными, и мы скоро потеряли ориентировку.

Около часа мы шли преимущественно на восток, наконец в три часа дня совершили безупречную посадку на лугу около какого-то маленького городка. Безупречную в духе правил, которые нам преподал Лашамбр.