Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Паломничество прежде всего было обрядовым походом, о котором человек потом вспоминал с гордостью. В той части Бургундии, где вырос Ретиф де ля Бретон, юноша, который никогда не бывал в Мон-Сен-Мишеле (до него было 300 миль), «считался трусом», а девушка, ни разу не посетившая гробницу святой Рэн (Регины), «казалась недостаточно скромной». Паломничество могло быть единственным долгим путешествием за всю жизнь человека. В Провансе в течение бесчисленных веков голые пустынные склоны многих гор были усеяны маленькими кучками из камней и принесенных по обету даров: так люди отмечали свою единственную в жизни дальнюю дорогу. Теперь большинство мест паломничества вычищены и аккуратно убраны, и почувствовать, какое пронзительное личное чувство было связано с этими дарами, легче всего на верхних склонах горы Мон-Венту. Через это похожее на лунный ландшафт место все лето едет поток полных спокойной радости велосипедистов. Они оставляют там бутылки с водой, камеры шин или камни в память об английском гонщике Томе Симпсоне, который не выдержал нагрузки и умер на этих склонах во время гонки «Тур де Франс» 1967 года. Футболка, которая была на нем в момент смерти, находится среди других реликвий в Арманьяке, в часовне, посвященной Богородице велосипедистов.

Приезжий, оказавшись в этой стране независимых святых и паломников, мог бы вполне обоснованно спросить: где же во всем этом церковь? Где же золотой век религии, когда смиренные крестьяне шли к священнику за руководством и спасением?

Любимый деревенский священник, главный персонаж художественной прозы романтиков, на самом деле был большой редкостью . Большинство людей считали, что человек в черной рясе должен быть полезным – так же, как врач, змеелов или ведьма. Он должен был охотно писать рекомендательные письма и не быть в них слишком точным, читать газету и разъяснять указы правительства. Он также должен был уметь привести в действие нужные нити в мире духов, влиять на погоду и излечивать людей и животных от бешенства. (Этим частично объясняется то, что Луи Пастера стали почитать почти как бога, когда он в 1885 году изобрел вакцину против бешенства.) Разумеется, священник оказывался в трудном положении. Если он откажется звонить в колокола , чтобы предотвратить град, он бесполезен; если зазвонит, а град все же посыплется, он бессилен. В 1874 году приходский священник деревни Бурньяк в Лимузене отказался присоединиться к «языческой» процессии, когда местные жители молились о хорошем урожае. Разумеется, пошел град, урожай пропал, и священника пришлось спасать от разгневанной толпы. Бедняку-издольщику, который был во главе этой толпы, поведение служителя церкви казалось лишенным всякого смысла: «Почему священник, который проповедует религию, пытается ее уничтожить?»

Если у священника было мало магической силы, его считали назойливым ворчуном, который лезет в чужие дела и портит людям удовольствие. Никто не мог хорошо относиться к чужаку, который пытается запретить людям отмечать праздники на кладбище, разговаривать и ходить по церкви во время обедни и приводить своих животных в церковь, чтобы они получили благословение. Знаменитый приходский священник из городка Ар Жан-Мари Виане (1786 – 1859), к которому стали ходить на богомолье, был единственным священником, который сумел отучить своих прихожан от танцев и выпивки. В 1925 году он был канонизирован католической церковью и стал святым покровителем приходских священников, но это не было типичным явлением. Большинство других священников, которые добились любви своих прихожан, завоевали их сердца тем, что заключили молчаливый компромисс с языческим миром. Поскольку священники по большей части были сыновьями ремесленников и крестьян, у многих из них были те же страхи и мечты, что у их паствы. В 1770-х годах священник из одного прихода возле города Ош возглашал перед мессой: « Чародеи и чародейки , колдуны и ведьмы, покиньте церковь: начинается Святая жертва!» При этом несколько человек из паствы вставали и уходили.

Никто не может точно сказать, что значила церковь для людей, которые жили в страхе перед злыми духами, ставили свечи своему святому и окропляли свои поля святой водой. Статистические карты духовной жизни Франции, кажется, показывают определенную стойкую закономерность. В 1790 году власти потребовали, чтобы священники дали присягу на верность конституции и признали, что они в первую очередь слуги государства. Больше половины всех приходских священников присягнули, но в некоторых местностях более трех четвертей отказались это сделать, вероятно при поддержке своей паствы. На тех территориях, где сопротивление было самым сильным, – запад Франции от Вандеи до Кальвадоса, север и северо-восток, южная часть Центрального массива и значительная часть юга, – через сто лет посещаемость церквей была самой высокой.

Однако это предположение не обязательно соответствует действительности. То, что человек просто пришел на службу в церковь, доказывало его религиозность тогда не больше, чем сегодня. В департаменте Вар на юго-востоке Прованса многие священники присягнули на верность правительству, и посещаемость церквей была низкой, но на народных праздниках было очень много людей и паломничество совершали тоже очень многие. В соседнем департаменте Нижние Альпы посещаемость церквей была высокая, но прихожане вели себя так, что лишь самый большой оптимист среди епископов мог бы истолковать их присутствие как признак преданности народа церкви. В 1759 году капеллан из Рибье угрожал своим прихожанам, что отлучит их от церкви, если они откажутся сотрудничать с полицией в расследовании преступления. Женщины-прихожанки ворвались в алтарь, сорвали со священника парик, разломали на части кресты, предназначенные для процессий, и избили его обломками. Они явно беспокоились не о своих бессмертных душах, а о том, как его священническая магия может повлиять на урожай. Не все акты насилия против служителей церкви были делом рук атеистов-революционеров.

Кажется, достоверно известно лишь одно: Франция была католической страной в том смысле, что не была страной протестантской. И даже эта характеристика не была такой четкой, как кажется [21]. Военные действия против протестантов в Севеннах после отмены Нантского эдикта (1685) имели некоторую поддержку в народе. Во время революции в Тулузе и Ниме были люди, которые верили, что Эдикт о терпимости (1787) и присяга на верность конституции (1790 – 1791) – часть протестантского заговора . Через пятьдесят лет после этого в Ниме и Монпелье, в основном среди буржуазии, следы старой религиозной вражды проявлялись в том, кому из политиков человек хранил верность, в какой части города жил и из какой семьи мужчина выбирал себе жену или женщина мужа. Но немало было и проявлений веротерпимости или равнодушия к религии. В начале 1800-х годов священники в Перигоре и Борделе были очень огорчены, обнаружив «взаимную любовь» между католиками и протестантами. В Эльзасе еще в 1860-х годах действовали «смешанные» церкви, где хоры предназначались для католиков и закрывались занавесом или решеткой во время протестантского богослужения. В Оверни, Лимузене и Перигоре некоторые общины за одну ночь в полном составе перешли в протестантизм , когда католическая церковь сделалась слишком требовательной, начала навязчиво вмешиваться в их дела и стала обходиться им слишком дорого.