Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

В горной половине Франции торговля людьми выглядела более драматично. Во второй половине XIX века, причем во второй его половине, путешественники, направлявшиеся осенью на запад, видели большие отряды маленьких мальчиков , среди которых могли быть и несколько переодетых девочек. Одежда этих детей была из грубого коричневого сукна, на головах – широкополые шляпы, а на ногах – подбитые гвоздями башмаки. Все они шли в Париж из Дофине, Савойи и Пьемонта. Некоторым было всего пять лет. В столице им дали прозвище «зимние ласточки», потому что они появлялись на улицах Парижа как раз в те дни, когда ласточки улетали на юг и начинались холода.

За месяц до этого дети из разных деревень собирались на равнине у подножия Альп. Родители давали каждому из них немного денег, две или три рубашки, завязанные в шейный платок, буханку твердого как камень черного хлеба, паспорт и некоторым еще грубую карту, на которой было показано, где вдоль дороги живут родственники или друзья. Дети проходили до 50 миль в день, спали в амбарах и дополняли свою неистребимую буханку крадеными яйцами и яблоками. За время долгого пути от Савойи до Лиона, а потом дальше – до Парижа они имели время отрепетировать свои песни и уличные крики, а может быть, и какие-нибудь фокусы. Мальчики из Пьемонта часто несли с собой треугольник или шарманку, у других был сурок в клетке или хорек для ловли крыс. Большинству мальчиков из Савойи было суждено следующие десять лет выскребать сажу из парижских дымовых труб или носить в квартиры воду в оловянных ведрах. Многие из них работали также рассыльными, чистильщиками обуви и продавцами в лавках.

Позже эту детскую миграцию начали считать разновидностью рабства и угрозой общественному порядку, хотя эффективно работающие законы против нее появились только в 1870-х годах. Но для народа это была строго организованная, уважаемая и необходимая работа. В провинции Дофине, в тех деревнях, где земли и средств к существованию было мало, многие семьи отдавали своих детей внаем работодателям, а те платили родителям от 50 до 80 франков в год. Мальчики должны были сами явиться в тот город, куда были наняты, – Париж, Лион или Марсель, иногда Турин или Милан. В Париже они направлялись в грязную и бедную часть Латинского квартала вокруг площади Мобер или на улицу Герен-Руссо возле ворот Сен-Дени. Там им давали постель и учили искусству просить милостыню. На следующее утро они группами по трое или четверо выходили на улицы с сурками и чашками для сбора подаяний. Так они жили следующие три года или шесть лет – в зависимости от того, на какой срок заключили договор родители. Если, вернувшись ночью в свое общежитие, они приносили меньше чем 1 франк, им ничего не давали, но с суммы больше франка они получали комиссионные от 10 до 20 процентов. Каждый день им, согласно договору, давали уроки чтения и катехизиса. Парижане из среднего класса хорошо знали об этих условиях и считали нормальным помогать малышам из самых дальних уголков Франции, пока рабочие-иммигранты не стали предметом политических споров.

Савойские трубочисты жили несколько в иных условиях. Придя в город, они разбивались на группы по деревням. У жителей каждой деревни в столице были свои общая спальня и общая столовая. Аскетического вида дом на какой-нибудь парижской улице мог казаться частью Парижа, а на самом деле был савойской колонией, которой управлял савойский учитель трубочистов. Этот учитель мог также продавать горшки и сковороды и следить за мальчиками, когда они шли по городу, выкрикивая: «Haut en bas!» («Сверху вниз!»). Если мальчик крал деньги или плохо вел себя, его наказывали так, как полагалось по савойским обычаям. Мальчиков, убегавших в глухие закоулки, всегда находили: трубочисты знали Париж так же хорошо, как любой полицейский, и лучше многих парижан. В тяжелых случаях виновного изгоняли из общины.

Мальчик, подвергнутый этому «изгнанию во время ссылки», мог найти работу, если становился со своими наколенниками и скребком в толпу безработных сорванцов у ворот Сен-Дени и на улице Бас-дю-Рампар, там, где позже возникла площадь Оперы. Если ему везло, его могло взять на воспитание какое-нибудь благотворительное общество и обучить какой-нибудь профессии. Если не везло, какой-нибудь сутенер мог обучить его мужской проституции, одеть подходящим образом, и он становился одним из сотен «petits jésus» («мальчиков по вызову»), которые работали на Елисейских Полях и в других местах на окраинах Парижа.

Если трубочист не погибал от удушья, не заболевал болезнью легких, не становился слепым и ни разу не падал с крыши, он мог однажды стать печником и начать работать самостоятельно. Почти все трубочисты возвращались домой, чтобы жениться. Они никогда не порывали связь со своей родиной. Вылезая из трубы на крышу парижского многоквартирного дома, савойский трубочист всегда видел с нее Альпы.

Отряды жнецов и армии детей составляют около 15 процентов от примерно полумиллиона людей, передвигавшихся по Франции. Эти группы мигрантов концентрировались на сравнительно небольших пространствах и жили совместно. Другие «движущиеся» люди, например упомянутые в армейском учебнике странствующие торговцы и контрабандисты, охватывали более обширные территории и двигались по лабиринту дорог, как сок по дереву.

До 1870-х годов тысячи colporteurs (странствующих торговцев) покидали горные деревни, неся на спине корзины емкостью 100 фунтов или сундуки из соснового дерева. Сзади была привязана палка, чтобы торговец мог отдыхать, не снимая свою ношу. Внутри были меньшие корзины, каждая с одним из товаров, а сверху все это было накрыто запасной одеждой. Разумеется, вес был главной проблемой. Корзины странствующих торговцев были шедеврами упаковочного мастерства. В 1841 году у одного из них в корзине было 9800 булавок, 6084 катушки, 3888 пуговиц, 3 тысячи иголок, 36 наперстков, 36 гребней, 24 отреза шелка, 18 табакерок, 96 стальных перьев и карандашей, 200 гусиных перьев, 40 ножниц и еще большой выбор коклюшек, записных книжек, подвязок и брусков мыла. Другими популярными вещами были безделушки религиозного характера, лекарства из трав, любые изделия из шелка, а также альпийские растения и их семена – когда их начали приобретать увлекающиеся ботаникой туристы . В 1788 году странствующий торговец из нижней Нормандии умер в Лонгпоне, в области Перш. Перед смертью он оставил свой сундук на хранение местному священнику. Этот сундук был размером 3 фута на полтора, к нему были приделаны кожаные ремни для спины. Сундук имел семь отделений и семь выдвижных ящиков, в которых лежали 82 вещи 41 разновидности (два ящика были пусты). В числе этих вещей были цепочки для часов, ножницы, печати, серьги, очки, бритвы, ножи, ленты, перчатки, чулки и долговая расписка на серебряные часы.