Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Как правило, такое путешествие продолжалось от четырех до пяти лет, длина маршрута была больше 1400 миль, его обычно проходили в направлении по часовой стрелке, и он охватывал 151 город (если судить по «Обычному маршруту тура по Франции», который был опубликован в 1859 году пекарем из Либурна). Посещение некоторых городов было обязательным, а каменщики и плотники обязаны были также осмотреть некоторые произведения искусства в аббатствах и соборах. Во время путешествия ученика принимали в члены гильдии, после чего он становился «Товарищем по туру по Франции» и добавляли к первому имени второе, которым официально указывали на его лучшие качества: Лионец-Верность, Уважаемый-Провансалец, Ангумуазец-Мужественный и т. п. Агриколь Пердигье, краснодеревщик из пригорода Авиньона, опубликовавший свои воспоминания о Туре в 1854 году, был назван Авиньонец-Добродетель. Товарищу также дарили особый посох, украшенный гирляндой из лент, чтобы его узнавали в дороге. Когда он заканчивал тур и возвращался домой, ему вручали свидетельство, и он оставался Товарищем до конца своей жизни.

Эти туры привели к тому, что соперничество между деревнями, междоусобицы и наследственная вражда вышли на дороги.

Члены одного ордена пытались сделать из членов другого ордена месиво, когда встречались на дороге или когда одна из гильдий пыталась поселить или найти себе новую «мать» в каком-нибудь городе. Ученики быстро научились использовать свои инструменты как оружие. Карманный сборник законов и постановлений для рабочих, фабричных мастеров и Товарищей, опубликованный в 1833 году, состоял из тридцати страниц; семь из них были посвящены собраниям бунтовщиков, оскорблениям и клевете, лжесвидетельству, угрозам, нанесению телесных повреждений и убийству. Когда уже упомянутый пекарь из Либурна в 1840 году прервал свой тур, чтобы посетить почтенного бородатого отшельника в горах Сент-Бом, отшельник, разумеется, был вынужден сказать ему несколько суровых слов относительно Тура по Франции [25]. Он заявил, что считает эту сектантскую агрессивность признаком отсталости, и упомянул о том, что трое из каждых четырех Товарищей , посетивших его пещеру, не могли расписаться в его книге посетителей.

Однако эти кровавые драки и песни, сочиненные поэтами-«товарищами», создавали мощное чувство общности. Настанет время, когда рабочие будут сосредоточены на фабриках в городах и станут бороться с невидимым врагом – переменами в экономике и политическими репрессиями. В этих обстоятельствах солидарность будет драгоценным оружием. Весь народ станет думать так, как раньше думали только министры полиции: «зимних ласточек» начнут считать чужаками, которые подрывают устои общества. Деревенский образ мыслей, который заставлял один крошечный край враждовать с другим, будет применен к целым нациям – народам Италии, Испании, Португалии и Алжира. Некоторые рабочие-мигранты совершат такие путешествия, которые привели бы в ужас их предшественников из XIX века: переплывут Средиземное море на весельных лодках, будут ехать в фургонах-холодильниках или станут цепляться за дно вагона скоростного поезда.

Кажется, в истории общества есть закон – чем больше людей имеют какой-то опыт, тем меньше остается свидетельств об этом опыте.

Существует много наполненных бессмысленными подробностями описаний обычных туристских поездок в каретах, но путешествия мигрантов исчезли бесследно, так же как дороги, по которым шли эти люди.

Существует драгоценное исключение – рассказ одного из тех тысяч каменщиков, которые каждый год покидали Лимузен. Мартен Надо, позже он стал политиком-социалистом, описывает это изматывающее и порой страшное путешествие в своих воспоминаниях. Он рассказывает мало, особенно об Орлеане, но по другим источникам можно представить себе то, что он видел в пути.

Надо родился в маленькой лимузенской деревушке Мартинейш. Ему было 14 лет, когда он покинул свой дом вместе с отцом и дядей. В этот день (26 марта 1830 года) плачущая мать надела на него цилиндр, новые ботинки и костюм из овечьей шерсти, жесткий, как картон. Костюм был сшит из драгета – ткани, из которой теперь делают грубые коврики. Мартену предстояло пройти почти весь путь до Парижа пешком, но он должен был выглядеть солидно: тому, кто идет по главной улице длиной в 240 миль, надо иметь приличный вид.

На первой остановке, в Понтарионе, к ним присоединились другие мигранты, собравшиеся со всего департамента Крёз. Они выпили немного вина, а потом старики, которые прошли вместе с ними первый отрезок пути, повернули обратно, «говоря нам, чтобы мы хорошо вели себя, любили и помнили свой край».

Вскоре они перестали видеть «камни друидов», которые стояли на холме за деревней. Для Надо эти камни символизировали его родной край и галльских каменщиков, которые «отвоевали свою родину» у римлян. Тогда еще не было дороги до Гере, и потому им пришлось идти через лес по размокшим тропам. Капли дождя падали с веток, и Мартен промок до нитки. К тому времени, когда они добрались до Бордесуля, который находится на границе их департамента, ноги молодого каменщика были стерты до крови. Отец помог ему содрать носки с ног и натер ему ступни жиром. Гостиница в Бордесуле была типичной ночлежкой для мигрантов – дешевой, гостеприимной и грязной. Хозяева гостиниц вдоль дороги стелили свежие простыни на кровати в ноябре и меняли их в марте. Нужно было ухитриться проскользнуть полностью одетым внутрь свертка пропитавшегося грязью белья и завернуть голову в одеяло. Сон приходил быстро, и ему не мешали даже блохи.

Этот долгий поход на север был сам по себе школой: новичок учился идти на мокрых и покрытых волдырями ногах, не отставая от других мигрантов, глотать покрытую плесенью еду, когда тело обессилело от усталости, но прежде всего он учился защищать честь своего края. Уходя на рассвете из очередной деревни, мигранты всегда пели и визжали, словно на танцах в амбаре. Так они подбадривали себя и предупреждали местных жителей, чтобы те держались от них подальше. Иногда на дороге происходили жестокие драки, и о том, чем они закончились, быстро узнавали на всех дорогах миграции и в парижских колониях каменщиков. Молодой Надо часто слышал о таких схватках на деревенских посиделках. Поэтому, когда местные крестьяне дразнили их из-за живых изгородей, называя гусями и индюками, «я чувствовал больше любопытства, чем обиды… Самые отважные из нашего отряда подошли ближе друг к другу… и по их лицам было видно, что оскорбления не останутся безнаказанными».

На третий день в городе Сальбри мигрантов ждали жандармы, они сопровождали их до ночлежки. На четвертый день, проковыляв по камням и лужам угрюмой Солони, они увидели на противоположном берегу реки Луары башни Орлеанского собора. Отсюда они поедут в дилижансе.