Юлий Циркин - Испания от античности к Средневековью

Главным было то, что король являлся главой государства. В первую очередь он был законодателем — artifex legum, создатель законов, как он называется в вестготских законах (Leg. Vis. I, 1, 1—9). Почти каждый король издавал свои законы. Начало законодательному процессу положил Теодорих I, а первый кодекс был создан при Эйрихе. Леувигильд пересмотрел этот кодекс, и именно этот codex revisus был, как полагают, включен в последующий свод законов под названием antiqua. Эти кодексы, как уже не раз говорилось, действовали только для вестготов и в случае споров между римлянами и вестготами. Одновременно на территории Вестготского королевства действовал так называемый Бревиарий Алариха, созданный на основе римского кодекса Феодосия свод законов римского права для романского населения. Но уже Тевдис издал, по крайней мере, один закон, действенный для обеих групп населения. Подлинный свод территориального права появился при Хиндасвинте, а его сын Рецесвинт издал новый кодекс, полностью прекратив действие всех законов, в этот кодекс не включенных, в том числе иностранных, т. е. римских, и подчинив действию нового кодекса всех подданных без различия происхождения. Позже в этот кодекс были включены новые законы, особенно Эрвигием, который издал довольно много законов, частично новых, частично корректировавших прежние. Вестготские короли придавали большое значение законам и самому акту законодательства. Даже сам король, по его же собственным словам, в судопроизводстве должен руководствоваться законами, включенными в кодекс, а не рассуждениями и обсуждениями, т. е. не собственными мыслями, представлениями и эмоциями (Leg. I, 1, 2). Асам закон определяется как исходящий от Бога, связанный с религией, как создатель права, основатель добрых нравов, охватывающий и юность, и старость, руководитель государства, вестник права, учитель жизни, душа народа; он правит государством и человеческой душой (Leg. Vis. I, 2, 2—3). И хотя, конечно, в этом определении содержится изрядная доля демагогии, очень важно само провозглашение верховенства права. Это — римский принцип правового государства. И источником права является король. Законам подчинялись все жители королевства, но для церкви в чисто церковных вопросах действовало каноническое право, в огромной степени также восходившее к римскому, хотя и постоянно дополняемое решениями соборов {980} 980 Societes… P.289, 292. . Однако вопреки этому праву короли назначали и смещали епископов {981} 981 Корсунский А. Р. Готская Испания. С. 283. , так что королевское право оказывалось выше церковного. В отношениях между готами — частными лицами могли действовать какие-то нормы германского права {982} 982 Корсунский А. Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель… С. 51; Клауде Д. История вестготов. С. 157. . Возможно, что, запрещая пользоваться любыми другими законами, кроме включенных в новый кодекс, Рецесвинт имел в виду не только римские или прежние вестготские законы, но и нормы германского обычного права. Однако в любом случае эти нормы занимали маргинальное положение в общем правовом поле и оказывали мало воздействия на общую правовую ситуацию в государстве. Правда, Эгика издал закон, согласно которому в случае незначительных дел (parva res) судья мог прибегать к испытанию горячей водой (Leg. Vis. VI, 1, 3), что, несомненно, восходило не к римским, а к германским нормам судопроизводства. Этот закон можно рассматривать как признание сохранения в стране германских обычаев и показатель определенного кризиса вестготской юридической системы. И все же это был лишь частный случай, мало влияющий на осуществление права в государственном масштабе.

Издавая законы, король одновременно был и их исполнителем. Кроме законов, он издавал «королевские приказания» (regales iussiones), за невыполнение которых полагалось наказание: знатные люди платили штраф в три фунта золота, а другие лица, не могущие штраф уплатить, наказывались ста ударами плети (Leg. Vis. II, 1, 33). В частности, своим «приказанием» король мог созвать общегосударственный или поместный собор {983} 983 Fernandez Ortiz Guinea L. Partipacion episcopal en la articulacion de la vida politica hispano-visigoda//SHHA. 1994. Vol. XII. P. 160. . Другим видом королевских актов был декрет (decretum), обязательный «для всех народов нашего королевства» (Leg. Vis. X, 1, 4), который, по-видимому, носил более общий характер, чем «приказание» по конкретным вопросам. Специальным декретом (decreto speciali) в «военном законе» Эрвигия устанавливалось обязательное участие в войне всего населения, кроме клириков (Leg. Vis. IX, 2, 9). Наконец, король мог издавать эдикт по конкретному вопросу, но касающемуся всего государства. Таким был эдикт Эрвигия о сложении недоимок по налогам {984} 984 Leges Visigothorum. P. 479-480. . Король стоял на вершине чиновничьей пирамиды, осуществлявшей управление государством. Являлся он и верховным судьей. Своим iussio он назначал судей (Leg. Vis. II, 1, 16) [155] Законом допускалось и избрание судей по взаимному согласию сторон (Leg. Vis. II, 1, 25), но это явно касалось л ишь споров между людьми, не имеющими отношения к важнейшим государственным вопросам. , а в случае необходимости мог и сам вершить судопроизводство.

Очень важным моментом в формировании вестготской монархии было создание постоянной столицы. Во время пребывания вестготов в Галлии такой была Тулуза. После потери почти всех запиренейских владений у вестготов долгое время столицы не было, а король со своим двором находился там, где считал необходимым. Но Леувигильд, следуя в этом, видимо, примеру императора, столицей которого был Константинополь, официально избрал «королевским городом» Толедо {985} 985 Ewig E. Residence… P. 32-34. . С этого времени именно там находились королевский дворец и все центральные органы власти, там хранилась государственная казна, там по возможности избирался новый король, там собирались общегосударственные соборы и толедский митрополит сначала фактически, а затем и официально осуществлял высшую церковную власть во всем королевстве. Установление официальной столицы возвышало королевскую власть и делало Вестготское королевство неким подобием империи. И вестготские короли стремились всеми возможными способами это подчеркнуть. Так, в Толедо была построена церковь св. Петра и Павла, образцом для которой служила созданная еще Константином в его столице церковь св. Апостолов {986} 986 Ibid. P. 33; Societes… P. 373. . Постройкой этой церкви вестготские короли показывали, что их столица является не менее важным городом, чем прославленный Константинополь, и такой же столицей.

Сосредоточивая в своих руках законодательную, исполнительную, судебную и военную власть, признаваемый церковью как «религиознейший» и этой церковью специальным обрядом благословленный на трон, король являлся владыкой всех своих подданных, и те с полным основанием называли его dominus noster (наш господин), как это было и в Поздней империи, и в современной Византии. Как и император, вестготский король считал себя государем милостью Божией и ответственным только перед Ним. Но в отличие от императора вестготский король еще приносил присягу своим подданным. Это не делало его ответственным перед ними, но все же как-то связывало короля. Однако на деле положение короля, как это уже отмечалось, было противоречиво. С одной стороны, он обладал столь значительными полномочиями и осуществлял их так неограниченно, что его власть становилась полностью (или почти) самодержавной. Но с другой — сам принцип избирательности монарха ставил его в зависимость если не от всей светской и церковной знати, то от большой ее части. Короли, стремясь выйти из этого положения и передать трон своему сыну, пытались еще при жизни делать его соправителем. Это сумел сделать Хиндасвинт с Рецесвинтом и Эгика в Витицей. Но это было все же исключением, а не правилом. Принцип избирательности короля в теории давал каждому знатному готу шанс достичь трона. Следствием этого была «готская болезнь» — убийства и свержения нежеланных или слабых королей, а конечным результатом — политическая нестабильность. Недаром «военный закон» Вамбы (и это положение было сохранено Эрвигием) требовал немедленного собрания всех воинов не только из-за вражеского вторжения, но и в случае внутреннего мятежа. Мятеж, как и вообще любые внутренние беспорядки, именовался термином scandalum [156] Этот термин для обозначения внутренних беспорядков применяется и в других варварских государствах: Дворецкая И. А. Западная Европа… С. 245. . Это латинское слово обычно использовалось в церковном языке, обозначая соблазн или предмет ужаса, вызванного введением в соблазн. Его применение в политической сфере показывает, что короли стремились не только подавить любое выступление насильственными мерами, но и морально приравнять такое выступление к дьявольскому соблазну.