Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Действуя совершенно иными методами, чем обвинение – обращением к логике и здравому смыслу, к суду, а не публике, индивидуальным подходом к обвинению и защите, используя ссылки на имевшиеся к тому времени элементы советского уголовного законодательства, – защита добилась некоторой моральной победы. Но вся логика процесса показывает, что подсудимые попали в положение людей обреченных на предопределенный заранее приговор.

Предопределенность приговора была задана предъявленными государственным обвинителем Гойхбаргом в своей заключительной речи «двумя листочками основных положений Уголовного права Советской республики» [550]. В отличие от «социалистического и демократического фигового листка», прикрывшего «наготу промежуточных партий», «два листочка» помогли государственному обвинителю выдать рекомендации по классификации индивидуального участия каждого подсудимого, их «приспособляемости к существующему общественному порядку […] при помощи принудительных работ, при помощи перевоспитания» [551].

По отношению к некоторым из них, «обладающим […] способностями вступать в сношения […] неожиданно могущим появиться в местах, где есть некоторое колебание фронта […] сохранившим до самого последнего времени неразрывные связи с организациями, ведущими и поныне преступную борьбу» [552], «приспособляемость» была признана неосуществимой. Исключение составили подсудимые Карликов («попал как кур в эти грязные щи») и Третьяк («содействовал в деле свержения этой преступной шайки с оружием в руках»). Подсудимых, «которые, в свое время, ушли по тем или иным хорошим или даже плохим побуждениям», ожидала изоляция от общества.

По этим двум «критериям» и было предложено членам ревтрибунала «провести распределение» подсудимых, при вынесении приговора, «необходимого для защиты интересов рабочих и крестьян, не обнаруживая чувства мести» [553].

30 мая 1920 г. члены Чрезвычайного революционного трибунала более двух часов обсуждали свое решение на закрытом заседании. После следующего пояснения, данного председателем И.П. Павлуновским присутствовавшим в зале суда: «В настоящее время, когда острый момент гражданской войны миновал, советская власть нашла возможным, объявленное декретом Совнаркома вне закона, правительство Колчака судить» [554]– член трибунала В.М. Косарев огласил приговор.

Приняв во внимание, что еще до рассмотрения следственного дела подсудимый Болдырев умер, а М.А. Гришина-Алмазова освобождена от ответственности, трибунал признал доказанными все шесть пунктов из обвинительного заключения А.Г. Гойхбарга в отношении других подсудимых.

«Считаясь с тем, что, как выяснилось из дела, часть подсудимых сохранила связи, которые могут им облегчить повторение преступлений […] и стоя на страже жизни и достояния трудового населения Советской республики, Чрезвычайный революционный трибунал признает опасным для общественного строя республики подсудимых: ЧервенВодали, Шумиловского, Ларионова и Клафтона, а посему постановляет: подсудимых Червен-Водали, Шумиловского, Ларионова и Клафтона подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять.

Что же касается остальных подсудимых, то, признавая опасным, за исключением подсудимых Карликова, Третьяка и Писарева, их пребывание на свободе, подвергнуть их лишению свободы с применением принудительных работ на сроки: подсудимых Краснова, Грацианова, Степаненко, Морозова, Жуковского и Малиновского – пожизненно, подсудимых Преображенского, Новомбергского и Ячевского – на все время гражданской войны, подсудимых Цеслинского, Палечека, Молодых, Дмитриева, Введенского, Василевского и Хроновского – на десять лет, подсудимого Карликова – условному лишению свободы сроком на пять лет, с применением принудительных работ, подсудимого Третьяка – ввиду его активного участия в борьбе за свержение самозваного правительства Колчака в Иркутске – условному лишению свободы сроком на пять лет, с применением принудительных работ.

Подсудимого Писарева, ввиду недоказанности его душевной болезни и наличности основательных сомнений в его психическом расстройстве, поместить на испытание в психиатрическую лечебницу» [555].

После оглашения приговора Павлуновский объявил его окончательным и не подлежащим обжалованию. Обязав С.М. Третьяка и В.А. Карликова явиться на следующий день, председатель ЧРТ закрыл судебный процесс. Сразу же после этого защитник Аронов подал прошение о помиловании Л.И. Шумиловского, А.А. Червен-Водали, A.К. Клафтона и А.Н. Ларионова. Павлуновский приостановил срок приведения приговора в исполнение [556].

30 мая 1920 г., в день, когда в центральных омских газетах было опубликовано обращение Особого совещания при Главкоме «ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились» с просьбой, «забыв все обиды, кем бы и где бы они ни были нанесены», добровольно идти с «полным самоотвержением и охотой» в Красную армию, по прямому проводу приговоренные к смерти обратились за помилованием к B.И. Ленину, Л.Д. Троцкому, А.Д. Цюрупе и М.И. Калинину.

«Даем слово не участвовать в какой-нибудь борьбе против советской власти, относиться к ней с полной лояльностью и, если понадобится, честно служить ей», «Умоляю Вас, теперь, когда кончается гражданская война, против воли людей бросающая их в тот или другой лагерь, сохранить мне и осужденным вместе со мной… жизни», – писали они в ходатайствах. Телеграмма от Президиума ВЦИКа приостановила на время приведение приговора в исполнение «впредь до особого распоряжения» [557].

Расстрел подсудимых, согласно центральной московской газете «Известия ВЦИК», был произведен «дважды». Первый – 4 июня. В заметке «Меньшевик-колчаковец» писалось: «Бывший барнаульский учитель, член партии меньшевиков Шумиловский, – был министром (труда) в правительстве Колчака. По некоторым сведениям, он в свое время вышел из меньшевистской партии. Но это, разумеется, совершенно не меняет дела; факт остается фактом, – меньшевик был колчаковским министром. Теперь этот Шумиловский расстрелян вместе с тремя другими своими коллегами по колчаковскому правительству за тягчайшие преступления против народа». Второй – 23 июня. Та же газета, отметив отклоненные Президиумом ВЦИКа просьбы о помиловании, сослалась на решение Чрезвычайного революционного трибунала при Сибревкоме в ночь с 22 на 23 июня привести приговор в исполнение [558].

Несмотря на обилие исследований по истории Гражданской войны в Сибири, научное освещение главного вопроса – национального строительства, направленного на преодоление отчужденности и враждебности внутри российской нации, – остается актуальной задачей. Если в годы Гражданской войны в своих трудах о национальном строительстве Ленин обходил интересы Сибири, то возникает вполне закономерный вопрос – почему же адмирал А.В. Колчак, провозгласивший восстановление России на основе «сибирской», «русской государственности» [559], потерпел крах?